Город Брежнев

Артур неопределенно повел плечом, дожидаясь, пока Комарова сойдет со сцены. Комарова застыла, испуганно глядя на директрису. Директриса повторила громче:

– Вафин, вы куда собрались?

– На внешкольное мероприятие, Тамара Максимовна, – сипловато сказал Артур.

– Вафин, давай не будем нарываться. Это связано с тем мальчиком?

«С каким мальчиком?» – явно хотел спросить Артур, но не стал. Шевельнул губами и кивнул.

– Так, – сказала директриса. – И что это? Опять, э-э-э, марш?

– Какой марш, мы просто в парке посидим! – возмутился один из стриженых пацанов, лица которого в полутьме было не разобрать. Директриса, однако, справилась:

– Корягин, тебя пока не спрашивали. Впрочем, спасибо за информацию. Кто еще собирается? Я спрашиваю, кто еще собирается устраивать поминки по чужому, вообще-то, мальчику?

– Он не чужой, – сказал Артур, отворачиваясь от Комаровой, которая что-то горячо ему шептала.

– Вафин, не цепляйся к словам, – сказала Зинаида Ефимовна. – Тамара Максимовна имеет в виду, что мальчик учился в другой школе и наши ученики не должны… И вообще, о чем речь? Что за глупости – сороковины, тем более по ребенку! Это религиозный пережиток, в конце концов! Вафин, ну ты же Вафин. И Ибатов тоже туда собирается? Ребята, простите, пожалуйста, но есть же, в конце концов, поговорка про чужой монастырь.

– А что не так? – спросил круглолицый парень из второго ряда. – У нас, вообще-то, тоже сорок дней отмечают. Могли бы знать такие вещи, если здесь живете.

– Еще не хватало… Так, Ибатов, что за тон вообще? И что значит «здесь живете»? Ты тут хозяин?

– Я везде хозяин необъятной Родины моей, вы нас сами так на линейке в пятом классе учили, Зинаида Ефимовна, помните?

– Так, закончили демагогию, – скомандовала дама. – Никто никакие сороковины отмечать не будет.

– Вот вы по друзьям своим не отмечайте, а мы будем, – сказал Корягин, сгорбившись.

– Корягин, за языком следи, – посоветовала директриса. – Тебе еще в этой школе два с половиной года учиться. Или нет уже такого желания? Есть? Хорошо. В каком парке собираетесь, у «Гренады»?

– Чего у «Гренады»-то сразу… – начал Корягин, но Артур так же сипло, но звучно перебил:

– Какая разница? Это воскресенье, внешкольное мероприятие и вообще не мероприятие, а просто…

– Просто что? – воскликнула директриса. – Просто очередной неформальный выплеск молодой энергии, за который придется отвечать вашим родителям и учителям?

– С какой это стати? – спросил Корягин. – Чего здесь такого-то?

– Корягин, ты правда такой тупой или прикидываешься? – спросила Зинаида Ефимовна. – Ты что, не знаешь, что тут после ноябрьских было и того?..

– Убийства, – подсказал Полусапожок.

Дама будто не услышала:

– Того печального инцидента, который вызвал, э, несколько неадекватную реакцию в городе?

– Неадекватную? – повторил Артур, но она снова как будто не услышала.

– Да нас всех на ковер вызывали, Тамару Максимовну, меня, всех, проверка до сих пор работает, до самого верха, ограничения режима… Да что я вам говорю, вам же все игры! Нас с работы погонят, родителей ваших погонят, из партии, из комсомола попросят, – но вам же это трын-трава! Вам же красивые выдумки детские ваши важнее! Солидарность, мальчишеский союз, мальчики кровавые, жалко им!

– А вам не жалко? – спросил Полусапожок, глядя исподлобья.

Остальные смотрели так же.

Все.

Зинаида Ефимовна замолчала и запрокинула лицо, будто от удара. Вскинула руки, поправляя безупречно уложенные волосы, и так, из-под рук, очень спокойно проговорила:

– Мне, ребята, жалко. Мне.

Развернулась и уцокала к двери.

– Так, – сказала директриса, дождавшись, пока двери сыграют туда-сюда. – Довели человека.

Никто даже не возмутился. Все смотрели по сторонам или в пол, но явно не из-за того, что были согласны с упреком.

Директриса оглядела всех и продолжила:

– Возможно, не обо всем вам следует знать, и я, возможно, тоже зря это говорю, но Зинаида Ефимовна права. Смерть того мальчика очень больно ударила по всем нам. По городу, по учреждениям образования, по детям.

– Только по милиции не ударила, еще хуже гестапо устроили, – сказал пацан рядом с Корягиным.

– А ты как хотел, Овчинников? – воскликнула директриса. – Человека ведь убили!

– Человека? – спросил Артур совсем сипло и не своим совершенно голосом, и Виталик, подумав, пошел к нему, без суеты и промедления. – Этого человека, который левого пацана до смерти забил, не по делу вообще, и еще бы сотню забил, и он, падла, человек? Он человек, а Серый – чужой мальчик, да? А капитан Хамадишин – свой, да? Человек, да? Да таких человеков только убивать, и правильно сделал, что убил, и если еще раз!..