— Я не стал задавать вопросов, притворившись, будто эта новость меня совершенно не интересует. Вместо этого я сделал все, что в моих силах, чтобы помочь Лефтрину выпросить, взять в долг и чуть ли не украсть все припасы, какие только можно загрузить на корабль. Тилламон настояла на том, чтобы послать матери почтового голубя с сообщением о произошедшем, чтобы она не беспокоилась о нас. Как будто можно не волноваться, получив такие вести! Мы умоляли маму ничего не предпринимать, пока не будем в безопасности, но я не уверен, прислушается ли она к этому.
— Надо было еще купить нескольких птиц про запас, чтобы взять с собой.
— О, если бы это было так просто! Хорошие почтовые голуби высоко ценятся и стоят очень дорого. Так что гильдия их кому попало не дает. Мне все же удалось договориться с местным смотрителем голубятни. Он сказал, что не может продать казенных птиц, но у него есть свои собственные, которых он, по его словам, выращивает на мясо. Очевидно, они растут быстрее и более крупные. Мне показалось, что вид у птиц довольно жалкий, но смотритель пояснил, что у них сейчас линька и, когда появятся новые перья, они будут очень красивыми. Он продал мне несколько штук и сказал, что не имеет значения, где мы их выпустим: птицы в любом случае вернутся к нему. Он дал мне также футляры для посланий и подходящие свитки, которые в них поместятся, но заставил меня поклясться, что я буду хранить все это в секрете. В общем, когда прибудем в Кельсингру, то сможем, по крайней мере, сообщить маме, где мы, а она передаст новости Кефрии и Ронике. И это, любовь моя, самое большее, что я смог сделать.
Малта кивнула и полностью сосредоточилась на ребенке, который уснул на ее груди. Она закутала сына и уложила в небольшой деревянный ящик из-под сухарей, устланный грубым корабельным одеялом. И, поправляя платье, сказала:
— Я упаковала некоторые вещи для малыша на тот случай, если он вдруг родится раньше срока. Ты не мог бы…
— Тилламон уже занимается этим. Она вернется к нам в комнату, сложит все необходимое в дорожный сундук и велит отправить его на корабль.
— Почему все продвигается так медленно? Я не успокоюсь, пока мы не доставим нашего мальчика к дракону, который сможет ему помочь.
— Мне кажется, он выглядит уже намного лучше. Корабль делает все, что может.
— Я знаю. — Она прижала ладонь к деревянной палубе в надежде, что Смоляной ощутит благодарность матери и не истолкует ее слова неправильно. — Но я чувствую, что и́менно он делает, и это пугает меня. Рэйн, корабль напоминает нашему малышу, что надо дышать! Он слушает, как бьется его сердечко.
Малта подошла к ребенку и положила руку ему на грудь, как будто сама хотела в этом убедиться.
Рэйн помолчал, а потом задал вопрос, который должен был задать:
— А что, если Смоляной не напомнит ему?
— Боюсь, тогда он просто перестанет дышать, — честно ответила Малта.
Рэйн подвинулся поближе и обнял жену.
— Ничего, уже недолго осталось, — сказал он, молясь, чтобы это было правдой. — Как только погрузка закончится, мы отчалим. Капитан Лефтрин обещал, что так и будет.
Он неподвижно сидел, прислушиваясь к звукам на причале. Лефтрин выделил Рэйну маленькую каюту, где имелась койка, и в глубине души ему сейчас очень хотелось оказаться там и хоть ненадолго прилечь. Но их ребенку надо было оставаться здесь, на носу судна, где диводрево Смоляного толще всего, чтобы сохранять связь с живым кораблем. Малта провела тут всю ночь, напомнил он себе.
— Не хочешь пойти в каюту и немного поспать? Я останусь с нашим сыном.
Она покачала головой:
— Может, потом, когда мы отплывем и я буду знать, что мы уже в безопасности, смогу расслабиться. Но не сейчас. — Внезапно Малта хмыкнула: — Наш сын. Как странно и прекрасно звучат эти слова! Но ему нужно дать имя, Рэйн. — Она посмотрела вниз, на спящего младенца. — Сильное имя, чтобы он обрел поддержку.
— Ефрон, — заявил Рэйн, не раздумывая.
Глаза Малты расширились.
— Хочешь назвать мальчика в честь моего дедушки?
— Ну да, я слышал о нем только хорошее. А второе имя?
— Бендир, — предложила она.
— Но ведь так зовут моего брата! Моего старшего брата, который всю жизнь командовал мной, помыкал, когда мы были детьми, а потом всячески насмехался, когда я влюбился в тебя!
— А мне нравится имя Бендир, — призналась Малта с улыбкой, и ради этой улыбки, столь неожиданной на ее изможденном лице, он согласно кивнул.
— Ефрон Бендир Хупрус. Большое имя для маленького мальчика.
— Он будет Фроном, пока не вырастет. Так в детстве называли моего деда.
— Значит, Фрон Хупрус, — заключил Рэйн и нежно погладил спящего младенца по головке. — У тебя есть большое имя для жизни, малыш.
Малта накрыла руку мужа своей и улыбнулась своему крохотному сынишке. А потом вдруг издала короткий сдавленный смешок.
— Что это тебя развеселило? — поинтересовался Рэйн.
— Вспомнила собственное детство. В нашей семье только Сельден был младше меня, а потому он оказался единственным младенцем, которого я знала.
— И ты полюбила его, как только впервые увидела?
Ее улыбка стала шире, и Малта отрицательно покачала головой: