— Да что ты понимаешь! — Голос Элис звучал напряженно, и чувствовалось, что она пытается взять себя в руки. — Ты еще наполовину ребенок и не знаешь другого мира, кроме леса, где выросла. Если бы ты жила в Удачном, если бы ты видела поток древних сокровищ, который проходит через рынки, чтобы все эти раритеты потом рассеялись и потерялись в огромном мире… Это уникальные вещи, а их считают просто диковинками, доступными лишь богачам и коллекционерам. Да большинство людей, к которым попадают творения Старших, даже не понимают их истинной ценности, для них главное — возможность удивить окружающих, похвастаться новым приобретением.
Тимара с непроницаемым лицом стояла под натиском этих обвинений. Никто не возражал Элис, и Татс видел, как та волнуется, слышал дрожь в ее голосе, когда она продолжила говорить:
— Я много лет изучала Старших, работая с отдельными разрозненными фрагментами, которые грабители и мародеры оставили ученым. Раз за разом тщетно пыталась истолковать несколько уцелевших страниц рукописи, догадаться по лоскуту гобелена, что было изображено на картине. Мне попадались загадочные инструменты, предназначение которых я могла бы понять, если бы знала, где и при каких обстоятельствах они были найдены. А сейчас у нас есть шанс провести полноценные исследования, но боюсь, что времени очень мало. Вскоре в Кельсингру хлынет поток расхитителей, и они не оставят от нее камня на камне. Так неужели вы начнете уничтожать раритеты еще до того, как эти люди явятся сюда? Вам безразлично наследие Старших?
Ее слова были встречены молчанием. На душе у Татса стало совсем скверно.
«Да что же это за день сегодня такой? — с горечью подумал он. — Мое сердце разбито. Дружба тех, кто вместе отправился в путь, рушится на глазах. Похоже, все мы отдаляемся друг от друга».
Элис обращалась к хранителям, взывая к их общей истории, тогда как сам Татс принадлежал к другому народу. Никто из его предков не жил в Дождевых чащобах. Да, он тоже стал покрываться чешуей и постепенно превращаться в Старшего, но это произошло исключительно по воле его дракона. Слова Элис напомнили ему, что он здесь чужак, единственный хранитель, который изначально не был сильно отмечен Дождевыми чащобами. Он вдруг почувствовал, что не имеет здесь права голоса, а потом его острой болью пронзила догадка: уж не по этой ли причине Тимара предпочла ему Рапскаля? Может быть, общее происхождение для нее важнее многолетней дружбы?
— Никто не посмеет разрушить Кельсингру, — внезапно сказал Рапскаль, который до этого упорно хранил молчание, так что Татс даже подумал, будто он прячется от гнева рыжеволосой исследовательницы, подставляя под удар Тимару. Но теперь, когда он заговорил, в его голосе слышалась такая уверенность, что даже Элис притихла. — Мы не позволим этого сделать, — добавил он. — Потому что это наше наследие. Да, Кельсингра — город Старших. Но не мертвое поселение, которое можно лишь изучать. Оставить город таким, какой он сейчас, будет не меньшей ошибкой, чем растащить его по кусочкам.
Элис, просто откройся городу, — продолжал он, — и ты поймешь, что он вовсе не собирается держать что-то в тайне от тебя. Кельсингра готова рассказать любые секреты, которые ты захочешь узнать, поделиться своими воспоминаниями. Город жив и ждет нашего возвращения. Присутствие драконов разбудило его. Понятия не имею, что такого сделала Синтара, чего не делала раньше Хеби, но, видимо, это и пробудило Кельсингру. Я не могу сказать наверняка, как это работает. Но так или иначе, Кельсингра ждет нас.
Элис, — говорил Рапскаль, — позволь мне рассказать, что мы с Тимарой нашли там. Я хочу поведать тебе все до мелочей. Запиши наш рассказ, если надо, хоть вряд ли в этом есть необходимость. Я хочу, чтобы ты знала все, что знаем мы! А мы знаем гораздо больше, чем могут поведать холодные каменные стены или сломанные инструменты! Там есть здание, служившее банями для драконов. Внутри — теплые комнаты и мягкие кровати. Мы нашли там одежду, которая идеально приспосабливается к нашим фигурам. Пускай мы с Тимарой проголодались, зато мы смогли вымыться и согреться. Ничего подобного я не чувствовал уже несколько недель. И когда наши драконицы полежали в теплой воде, они снова выросли, как прежде, — помните, когда по пути сюда мы наткнулись посреди реки на горячий источник? Этим утром Синтара, едва проснувшись, отправилась охотиться. Сейчас она летает и сама ищет и убивает добычу, как и положено дракону.
Не только хранители, увлеченные рассказом, потянулись ближе к Рапскалю. Воздух был буквально пропитан завороженным вниманием драконов.
Рапскаль старался говорить почтительно, но это получалось у него не очень хорошо.