Город и город

– Так, – сказал он. – Ну вот. Кто-то позвонил моему уважаемому коллеге, который сейчас находится здесь, и мы мечтаем выяснить, кто же решил принести такую пользу. Не буду зря тратить ваше время и притворяться, будто кто-то из вас в этом признается. Так что вместо этого каждый из вас по очереди скажет: «Инспектор, я хочу вам кое-что сообщить».

Они уставились на него. Он ухмыльнулся и махнул рукой, давая знак, чтобы они начинали. Они не начали, и тогда он врезал тому, кто сидел ближе всего. Товарищи пострадавшего завопили, он сам вскрикнул от боли, а я издал удивленный возглас. Когда человек медленно поднял взгляд, на его лбу уже начал появляться синяк.

– Инспектор, я хочу вам кое-что сообщить, – сказал Датт. – Мы пойдем по кругу и будем продолжать до тех пор, пока не найдем того, кто нам нужен. Или нужна. – Датт взглянул на меня: он забыл спросить у меня, кто это был. – Такая вот работа у полицейских. – Он приготовился ударить того же человека наотмашь. Я покачал головой и слегка поднял руки. Объединители застонали. Человек, которому угрожал Датт, попытался встать, но Датт схватил его за плечо другой рукой и толкнул обратно на стул.

– Йохан, да скажи ты ему! – крикнула панкушка.

– Инспектор, я хочу вам кое-что сообщить.

Собравшиеся за столом стали повторять те же самые слова по очереди. «Инспектор, я хочу вам кое-что сообщить. Инспектор, я хочу вам кое-что сообщить».

Один из них говорил очень медленно – возможно, провоцируя нас. Датт удивленно поднял бровь и еще раз ударил его друга. Не так сильно, но на этот раз появилась кровь.

– Долбаный Свет!

Я нерешительно мялся у двери. Датт заставил их всех это повторить и назвать свои имена.

– Ну? – спросил он у меня.

Это, конечно, не была ни одна из двух женщин. У одного из мужчин голос был грубый, и, насколько я мог понять, по-иллитански он говорил с акцентом неизвестной мне части города. Это мог быть любой из оставшихся двоих. Особенно один – помоложе, который назвал себя «Дахар Ярис», – не тот, которого ударил Датт, а парнишка в рваной куртке с надписью «Нет значит нет». Надпись была по-английски, и поэтому я предположил, что это не лозунг, а название группы. Если бы он произнес те же самые слова, что и мой собеседник, или же говорил на том же мертвом языке, то мне было бы легче. Датт увидел, что я смотрю на парнишку, и вопросительно указал на него. Я покачал головой.

– Повтори еще раз, – сказал ему Датт.

– Нет, – сказал я, но Ярис уже бессмысленно бормотал эту фразу. – Кто-нибудь из вас говорит на древнем иллитанском или бешельском? На корневом языке? – спросил я. Они переглянулись. – Знаю, знаю – нет ни иллитанского, ни бешельского, и так далее. Кто-нибудь из вас на нем говорит?

– Все говорят, – ответил мужчина постарше. Он так и не вытер кровь с губы. – Мы ведь живем в городе, а это – его язык.

– Осторожно, – сказал Датт. – За такое я могу предъявить тебе обвинение. Вот этот, да? – он снова указал на Яриса.

– Не надо, – ответил я.

– Кто знал Махалию Джири? – спросил Датт. – Белу Мар?

– Марию, – сказал я. – Марию как-то там. – Датт поискал в кармане ее фотографию. – Здесь его нет. – Я уже был в дверях и выходил из комнаты. – Бросьте. Это не они. Пойдемте. Пойдемте.

Датт подошел ко мне.

– М-м? – прошептал он, недоуменно глядя на меня. Я слегка покачал головой. – Просветите меня, Тиадор.

В конце концов он поджал губы и повернулся к объединителям.

– Будьте осторожны, – сказал он.

Они смотрели ему вслед, растерянные и напуганные. У одного из них шла кровь. Мое собственное лицо, полагаю, застыло, поскольку я стремился не выдавать эмоций.

– Я в замешательстве, Борлу. – Обратно Датт поехал гораздо медленнее. – Не могу сообразить, что сейчас произошло. Вы дали задний ход, а ведь это была наша лучшая зацепка. Единственное рациональное объяснение – то, что вы боитесь стать соучастником. Ведь если вам позвонили и вы стали действовать на основании звонка, то да, это пролом. Но, Борлу, на вас же всем плевать. Это крошечный пролом, и вы прекрасно знаете, что на него закроют глаза, если это поможет разобраться с делом поважнее.

– Не знаю, как у вас, в Уль-Коме, но в Бешеле пролом – это пролом.

– Ерунда. Что это значит вообще? Значит, вы так? Значит, это все? – Он притормозил за бешельским трамваем; мы закачались на чужеземных рельсах пересеченной дороги. – Твою мать. Тиадор, мы все уладим, придумаем что-нибудь, не вопрос – если вас это беспокоит.

– Дело не в этом.

– Надеюсь, что так, блин. Очень на это надеюсь. А иначе на что вы взъелись? Слушайте, вам не придется давать показания на себя…

– Дело не в этом. Среди них нет того, кто мне звонил. Я даже не знаю точно, действительно ли мне звонили из-за границы. Отсюда. Я ничего точно не знаю. Возможно, это был розыгрыш.