Город и псы. Зеленый Дом

– Несколько раз, проездом, – сказал Акилино. – Дождей там бывает мало и болот нет. Но есть два Сан-Пабло, я был только в колонии – торговал. Ты будешь жить на другой стороне, километрах в двух оттуда.

– Там много христиан? – сказал Фусия. – Человек сто наберется, старик?

– Куда больше, – сказал Акилино. – В солнечные дни они разгуливают голыми по берегу. Наверное, им полезно солнце, а может, это они для того, чтобы разжалобить тех, кто проплывает мимо. Завидят лодку и начинают кричать, выпрашивать еду, сигареты. А если на них не обращаешь внимания, ругаются, швыряют камнями.

– Ты говоришь о них с отвращением, – сказал Фусия. – Я уверен, что ты оставишь меня в Сан-Пабло, и я тебя больше не увижу, старик.

– Я же тебе обещал приехать, – сказал Акилино. – Разве я хоть раз не сдержал слова?

– В первый раз не сдержишь, – сказал Фусия. – В первый и в последний, старик.

– Хочешь, я тебе помогу? – сказала Лалита. – Дай я сниму с тебя сапоги.

– Уйди отсюда, – сказал Фусия. – И не приходи, пока не позову.

Молча вошли ачуалки, неся две большие дымящиеся лохани. Они поставили их возле гамака, не глядя на Фусию, и вышли.

– Я же твоя жена, – сказала Лалита. – Не стыдись меня. Зачем мне уходить?

Фусия повернул голову и посмотрел на нее узкими как щелки, горящими злобой глазами – у, поганая лоретанка, шлюха проклятая. Лалита повернулась и вышла из хижины. Уже стемнело. Душная, насыщенная электричеством атмосфера предвещала грозу. В поселке уамбисов горели костры, освещая фигуры людей, суетливо сновавших между лупун. Слышались хриплые голоса, потрескивание хвороста, крики. Пантача, свесив ноги, сидел на перилах своего крыльца.

– Что это с ними? – сказала Лалита. – Почему столько костров? Что они так шумят?

– Вернулись те, что ходили на охоту, хозяйка, – сказал Пантача. – Разве вы не видели женщин? Они целый день готовили масато, праздновать будут. Они хотят, чтобы хозяин тоже пришел. Почему он такой сердитый, хозяйка?

– Потому что не приехал дон Акилино, – сказала Лалита. – Консервы кончились, и выпивка тоже кончается.

– Прошло уже два месяца, как старик уехал, – сказал Пантача. – Видно, на этот раз уж он не вернется.

– Тебе-то не все равно? – сказала Лалита. – Теперь у тебя есть женщина, и тебе на все наплевать.

Пантача хохотнул, а в двери хижины показалась шапра с диадемой на голове, с браслетами на руках и лодыжках, с узорами на скулах и грудях. Она улыбнулась Лалите и села рядом с ней на крылечке.

– Она научилась говорить по-испански лучше, чем я, – сказал Пантача. – Она вас очень любит, хозяйка. Сейчас она напугана оттого, что вернулись уамбисы, которые ходили на охоту. Все боится их, как я ее ни успокаиваю.

Шапра указала рукой на заросли кустарника, скрывавшие обрыв: лоцман Ньевес. Он подходил с соломенной шляпой в руке, без рубашки, в засученных до колен штанах.

– Куда ты запропастился, тебя весь день не было видно, – сказал Пантача. – Рыбу ловил?

– Да, я спустился на Сантьяго, – сказал Ньевес. – Но мне не повезло. Гроза надвигается, и рыба уплывает или уходит вглубь.

Уамбисы вернулись, – сказал Пантача. – Сегодня ночью будут праздновать.

– Наверное, Хум поэтому и смылся, – сказал Ньевес. – Я видел, как он выходил из озера на своем каноэ.

Теперь дня два-три не покажется, – сказал Пантача. – Этот язычник тоже никак не избавится от страха перед уамбисами.

– Он не из трусливых, только не хочет, чтоб ему отрезали голову, – сказал лоцман. – Он знает, что, когда они напиваются, у них просыпается злоба против него.

Ты тоже пойдешь веселиться с язычниками? – сказала Лалита.

– Я очень устал, – сказал Ньевес, – пойду спать.

– Это запрещено, но иногда они выходят, – сказал Акилино. – Когда хотят чего-нибудь потребовать. Делают себе каноэ, спускают их на воду и подплывают к колонии. Мол, высадимся, если не будет по-нашему.

– А кто живет в колонии, старик? – сказал Фусия. – Там есть полицейские?

– Нет, полицейских я не видел, – сказал Акилино. – Там живут семьи. Жены, дети. Они обзавелись маленькими фермами.

– И их же семьи так брезгуют ими? – сказал Фусия. – Несмотря на то что это их родные, Акилино?

– Бывают случаи, когда родство не играет роли, – сказал Акилино. – Наверное, не могут свыкнуться, боятся заразиться.

– Но тогда, значит, никто их не навещает, – сказал Фусия. – Значит, посещения запрещены.

– Нет, нет, наоборот, их многие навещают, – сказал Акилино. – Надо только сначала влезть на баржу, где тебе дают кусок мыла, чтобы ты помылся, и заставляют снять свою одежду и надеть халат.

– Зачем ты меня уверяешь, старик, что приедешь повидаться со мной? – сказал Фусия.

– С реки видны их дома, – сказал Акилино. – Хорошие дома, есть и кирпичные, как в Икитосе. Там тебе будет лучше, чем на острове, приятель. Заведешь себе друзей и будешь жить спокойно.

– Оставь меня, старик, в каком-нибудь укромном местечке на берегу, – сказал Фусия. – Время от времени будешь привозить мне еду. Я буду жить, как в норе, и никто меня не увидит. Не отвози меня в Сан-Пабло, Акилино.

– Да ведь ты еле ходишь, Фусия, – сказал Акилино. – Неужели ты не понимаешь, дружище.