Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Все тот же взгляд извне на данные источников позволяет (а порой и заставляет) ставить принципиально новые вопросы к их содержанию, которые едва ли возникли бы у исследователя-испанца. блестящий пример продуктивности такого подхода дал великий В.К. Пискорский. Уроженец страны, в то время не знавшей независимой представительной власти, он сумел совершенно по-особому взглянуть на изучаемый им феномен средневекового кастильского парламентаризма, обнаружить в нем такие аспекты, о существовании которых сами испанцы не догадывались. Замечу, что близкий по своей природе интерес возникает у современного российского исследователя истории местного западноевропейского самоуправления. Уроженец страны, которой едва ли не изначально, со времен объединения Московской Руси Иваном III и Василием III, была свойственна крайне высокая степень централизации власти, по определению не может смотреть на историю средневековых муниципальных институтов так же, как западноевропеец, для которого хорошо организованный местный мир является едва ли не изначальной данностью.

Кроме того, при всех недостатках традиционного восприятия источника лишь последовательная опора на его данные позволяет проверить каждый авторский вывод. В этом смысле я сознательно выступаю с открытым забралом, не стремясь укрыться за уязвимой преградой права на авторское видение и собственную интерпретацию.

В завершение методологического экскурса специально отмечу, что в процессе анализа текста источников особое внимание уделялось правовой терминологии. Она изучалась в контексте сложной и многоплановой эволюции, с учетом раннесредневековых, а подчас и римских, истоков соответствующих политических, правовых и социальных институтов. В связи с этим одновременное использование идентичных по содержанию текстов на латинском и старокастильском языках также позволило получить важную дополнительную информацию. Наконец, сопоставительный анализ информации источников местного (сепульведского и куэльярского) происхождения, с одной стороны, и данных из других районов полуострова, а в ряде случаев и запиренейской Европы — с другой, позволил более рельефно представить специфику исследуемого материала.

О том, насколько это получилось в конкретно-исторической части исследования, судить читателю. О себе же могу сказать лишь то, что plus quam feci facere non possum.

Раздел II. Консехо кастильской Эстремадуры как форма организации местного управления в XIII — середине XIV в.

Глава 1. Территория и население кастильской общины

1. Город как центр территориальной общины

Начну с констатации наиболее очевидного факта: центром сложного территориального образования — кастильского консехо, из которого регулировались все многообразные сферы его юрисдикции, являлся город. Как и во всей средневековой Европе, его первой (но далеко не единственной) внешней особенностью являлись городские стены. Я уже говорил о них выше. В своей основе укрепления Сепульведы и Куэльяра восходят к римскому, а возможно, даже к доримскому (кельиберскому) периоду истории поселений[347]. Стены продолжали ремонтироваться и достраиваться и в следующую, испано-готскую, эпоху. Они неоднократно подвергались разрушению и в последний раз были восстановлены в период колонизации X–XI вв.[348] Эти стены (или точнее, их сохранившиеся фрагменты с пристроенными к ним или даже встроенными в них зданиями более позднего периода) до сих пор составляют неотъемлемую (и, я бы сказал, органичную) часть сепульведского и куэльярского городских пейзажей. Так, район главных средневековых городских ворот Сепульведы (квартал с характерным названием «Барбакана») за прошедшие столетия освоен настолько, что к настоящему времени в жилую постройку превратились даже сами ворота. В той или иной степени сохранились также ворота «Ессе Homo», «Асоке» (Рыночные) и «Ла-Фуэрса» (Мощь)[349]. В Куэльяре (разумеется, также в перестроенном виде) сохранились городские ворота «Сантьяго» и «Сан-Басилио».