Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Выстраивая собственный вариант восприятия традиции испанской свободы[58], Э. де Инохоса, как и его единомышленники-германисты, связывал возникновение этой традиции не с испано-римскими куриалами, а с воинами-германцами (заметим, что еще Ш. де Монтескье утверждал, что они «пользовались неограниченной свободой»[59]). Соответственно, с одной стороны, Э. де Инохоса решительно опроверг тезис о преемственности традиций римского муниципия, а, с другой стороны, подобно своим оппонентам, активно использовал понятие «муниципий» для характеристики консехо. При этом римско-правовой термин употреблялся в обобщенном смысле, т. е. как образ свободного института местной власти вообще. Вместе с ним подспудно были заимствованы и другие элементы концепции А. Эркулану, прежде всего представление о конниках-вилланах как городской верхушке.

Тем самым именно Э. де Инохоса способствовал окончательному утверждению тезиса о муниципальном характере консехо. Его истоки он видел в местных собраниях вестготского времени, так называемых conventus publicus vicinorum, которые рассматривались как судебный институт германских народов, объединявший всех свободных людей города или сельского округа. Римский муниципий не пережил арабского завоевания, а германский институт будто бы сохранился и повлиял на формирование нового типа судебных собраний, с X в. обозначавшихся латинским понятием «concilium». Под ним понималось собрание свободных людей, в котором председательствовал местный граф или его представители.

Первоначально это собрание существовало параллельно с «conventus publicus vicinorum», но затем слилось с ним: ведь состав участников, место и время проведения обоих собраний, как правило, совпадали. Так произошло «приложение к территории виллы или города, отделенного от графства или сеньориального владения, судебных и административных институтов, в рамках которых эта вилла или этот город существовали и ранее», результатом чего стало возникновение собственно консехо. Его члены, сходясь на общие собрания (высший орган власти в консехо), стали избирать должностных лиц, ранее назначавшихся королем, — судей, присяжных, а затем и членов коллегии алькальдов. В итоге город обретал автономию в судебной сфере, а следовательно, по мнению Э. де Инохосы, и муниципальное устройство.

XI–XIII века рассматривались как период расцвета консехо-муниципия. С началом издания собственных фуэро, основанных на нормах обычного права и зафиксированных в виде договора с сеньором, члены консехо (как города, так и прилегающей сельской округи) все теснее сплачивались в единый класс. Кроме того, развитие ремесла и торговли сделало консехо регулятором экономической жизни. Муниципии превратились в важный фактор государственной политики: обеспечивая материальную и политическую поддержку короны, они стали посылать своих представителей в кортесы. Но в конце XIII в. подъем сменился упадком: с усложнением организации консехо и формированием узких по составу городских советов (в середине XIV в.), власть в городах оказалась сосредоточенной в руках городской верхушки — привилегированных «конников-вилланов». Они противопоставили себя основной массе сограждан, служившей в пехоте и не имевшей льгот. Ослабленные этим противостоянием, города были подчинены королевской власти, а муниципальная автономия аннулирована.

4. Свободный муниципий и особое общество эпохи Реконкисты (К. Санчес-Альборнос)

С появлением работ Э. де Инохосы историографический образ средневекового пиренейского города приобрел признаки четко выраженного историографического мифа, романтическая основа которого явно пережила свое время. Однако, претерпев определенную внешнюю «модернизацию», она тесно сплелась с элементами позитивизма: не случайно с ним принято связывать историографические принципы Э. де Инохосы[60].

Тем не менее основную роль в сохранении основ романтических представлений и их привнесении в современные теории сыграли труды наиболее известного из учеников Э. де Инохосы — Клаудио Санчеса-Альборноса-и-Мендуиньи (1893–1984). «Патриарх испанской историографии», он стал основателем ряда научных учреждений и периодических изданий в Испании, а также в Аргентине, где находился в эмиграции с 1942 г. Кроме того, его имя было хорошо известно в Европе (преимущественно во Франции и Италии)[61]. Блестящий знаток средневековых источников[62] (на основе собранных им более 20 тыс. актов К. Санчес-Альборнос планировал осуществить издание с красноречивым названием «Monumenta Hispaniae Historica»[63]), он прекрасно разбирался в научной литературе, отдавая предпочтение концепциям своих старших современников — Н.-Д. Фюстеля де Куланжа, А. Допша, Л. Альфена, Г. Бруннера, великого Т. Моммзена, а наряду с ними — первого русского испаниста В.К. Пискорского, которому, по собственному признанию, был обязан возникновением интереса к истории средневекового города[64].