Город из пара

Они жили вместе в скромной квартирке доктора на улице Кондаль. Доходы Сентиса были ничтожны, однако их хватило на то, чтобы определить Лайю в школу для благородных девиц и целый год питать несбыточную надежду на то, что все обойдется. Преклонный возраст доктора и щедрые дозы эфира, которым он тайком пытался облегчить боль своего существования, подкосили его. У него начали дрожать руки, ослабело зрение. Сентис угасал, и Лайя оставила школу, чтобы ухаживать за ним.

Вместе со зрением добрый доктор начал также терять и представление о реальности. Он поверил, что с ним – его настоящая дочь, она восстала из мертвых, чтобы ухаживать за ним. Порой, обнимая старика, вытирая ему слезы, Лайя тоже верила в это. Когда скудные сбережения Сентиса иссякли, Лайе пришлось вновь прибегнуть к своему искусству и вернуться к прежним занятиям.

Освободившись от пут отца, она заметила, что ее способности возросли многократно. Не прошло и нескольких месяцев, как лучшие заведения города наперебой стрались заполучить ее. Лайя ограничивалась одним клиентом в месяц, по самой высокой цене. Неделями погружалась в дело и воссоздавала фантазию, которую и воплощала на несколько часов. Никогда не встречалась дважды с одним клиентом. Не открывала своего истинного лица.

По кварталу пронесся слух, что старый доктор живет с молодой девушкой ослепительной красоты, и из сумерек и обид возникла его прежняя жена. Оставив мужа много лет назад, она решила вернуться к семейному очагу и омрачить старость человеку, уже ничего не видевшему и ничего не помнившему. Единственной реальностью для него была девушка, которую он принимал за умершую дочь и которая читала ему старые книги и искренне называла отцом. Сеньоре Сентис удалось с помощью судей и полицейских изгнать Лайю из дома и почти из жизни доктора. Она нашла приют в заведении, которым управляла прежняя мастерица альковных дел Симона де Саньер, где провела несколько лет, пытаясь забыть, кто она такая и что единственным способом чувствовать себя живой было для нее давать жизнь другим. Вечерами, когда позволяла супруга доктора, Лайя заходила за ним в квартиру на улице Кондаль и вела его на прогулку. Они посещали памятные места, сады, куда Сентис ходил с дочерью, и там Лайя, которую он помнил, читала ему книги или освежала в памяти события, в коих не принимала участия, но присвоила себе. Так прошло без малого три года, в течение которых старый Сентис с каждой неделей угасал, пока наконец не настал тот дождливый день, когда я проследовал за ней до квартиры доктора, и Лайе сообщили, что ее отец, единственный, какой у нее был, умер этой ночью с ее именем на устах.

Огненная роза

И вот, когда наступило 23 апреля, заключенные с галереи вновь посмотрели на Давида Мартина, который лежал в своей темной камере с закрытыми глазами, и попросили рассказать историю, чтобы развеять тоску.

– Я расскажу вам историю, – произнес тот. – Историю о книгах, о драконах и розах, как того требует дата, но прежде всего историю о тенях и пепле, как того требует время.

(Из утраченных фрагментов «Узника неба»)

1