Город клинков

Мулагеш поворачивает и прячется за дерево. Потом выглядывает из-за него, чтобы оценить обстановку. Трое солдат осторожно пробираются через папоротники прямо в ее сторону. Она тщательно прицеливается в дерево над ними и стреляет. Кора сыплется им прямо на головы, и троица снова падает на землю.

— Это явно не лучшие наши солдаты, — замечает Мулагеш, таща Сигню к дому Рады, — иначе ты была бы не раненой, а мертвой.

— Положи меня на землю, — шепчет Сигню.

— Что?

— Положи меня на землю и оставь здесь, — велит она, — я тебе сейчас лишь помеха!

— Я тебя не оставлю, демон подери!

— Ты не дойдешь до дома Рады вовремя, — говорит Сигню. — Они нагонят нас и либо подстрелят, либо арестуют! В том и в другом случае нам конец. Если нас арестуют и адепты прорвутся в нашу реальность, мы покойники, Турин. Ты сама это знаешь!

Мулагеш останавливается. Потом осматривается и обнаруживает приличные заросли папоротника-орляка под одной сосной.

— Как ты считаешь: справишься с раной, если я тебе оставлю аптечку?

— Я справлюсь с раненой ногой, — говорит Сигню, морщась от боли. — Оставь мне винташ, я могу отвлечь их стрельбой и тем выиграть для тебя больше времени.

— Не хочу, чтобы ты убила сайпурского солдата из-за меня! Стреляй, только если другого выбора не останется.

Она опускает Сигню на землю. На той лица нет от боли. Увидев рану, Мулагеш понимает: прострелено навылет, если кость и повреждена, то незначительно. Она вынимает аптечку.

— Я бы перевязала тебя сама, но…

— Я знаю, — отвечает Сигню, забирая аптечку. — А теперь иди! Уходи и постарайся остановить ее.

Мулагеш поворачивается и со всех ног бежит к дому Рады.

* * *

Мулагеш мчится вверх по склону к другой стороне — той, где вход в жилые комнаты Рады. Потом падает в папоротники и, раздвинув их листья, наблюдает за домом. Солдаты перекликаются, прочесывая рощу. Но они далеко от нее и навряд ли смогут ее увидеть.

Турин начинает подкрадываться к дому. Вокруг темно, но не настолько, чтобы чувствовать себя в безопасности. Наконец она добирается до дома. Из эркерного окна на деревья падает золотой свет. Дверь Мулагеш тоже видит, но, если она к ней пойдет, ее тут же заметят. Она садится на корточки, перезаряжает «карусель», смотрит на лес, но там вроде бы никого. И мчится к двери.

У нее получается добежать незамеченной — ни окриков, ни выстрелов. Но она слышит звуки из нижнего этажа дома: тихий звон металла о металл.

Теперь она прекрасно знает, что это за звук.

Мулагеш опускает руку и пробует ручку двери. Заперто. Она ощупывает косяк — так и есть, петли находятся с той стороны. Потом она делает шаг назад, встает напротив и бьет ногой рядом с ручкой.

Створка со треском приоткрывается. Один из солдат кричит:

— Это что такое было?

Но Мулагеш уже внутри с «каруселью» на изготовку.

В доме включен свет, но не слышно, чтобы кто-то ходил. Она закрывает дверь и задвигает ее шкафом — впрочем, толку от этого мало, шкафчик солдат не остановит. Она тихо крадется через весь дом, осматривая комнату за комнатой.

Рады Смолиск, похоже, нет: никого ни на кухне, ни в гостиной, ни в комнатах врачебной половины дома. Мулагеш подходит к камину и трогает угли — те совсем остыли, и камни тоже холодные. Однако же она видела поднимающийся из трубы дым и слышала внизу этот звук…

Мулагеш присматривается к камину. Времени мало, но Рада явно где-то прячется. Стены рядом с камином гладкие. Никаких щелей или панелей. Но вот Турин идет по ковру — и резко останавливается. Задумывается и смотрит себе под ноги. Один из углов ковра завернулся, словно кто-то пытался подвинуть его из крайне неудобного положения.

Она берется за ковер и оттаскивает его в сторону.

Под ним обнаруживается крышка люка с металлической ручкой. Мулагеш возвращает «карусель» в кобуру. Поднимает крышку. Под ней — спиральная, ведущая вниз лестница.

В дверь, через которую она вошла в дом, уже молотят. Шкафчик, забаррикадировавший дверь, скрипит и трещит. Мулагеш оглядывается кругом, берет кочергу из камина и идет к лестнице. Спустившись немного, она захлопывает крышку и просовывает кочергу через ручку, запирая вход. Утерев со лба пот, она снова вынимает оружие и начинает спускаться по лестнице.

Здесь должно быть темно, но нет: хотя ламп нет, спиральная лестница освещена слабым золотистым сиянием, пробивающимся сквозь щели в ступенях. А еще, спускаясь, Мулагеш слышит все то же звонкое тинь-тинь-тинь — звук, с каким металл ударяется о металл.

Или молот о наковальню.

И уже через несколько ступенек она начинает слышать в своей голове голоса — они шепчут и бормочут, шепчут и бормочут…

— …Мы преследовали их по мелкой речке, пели их стрелы, но мы выпрыгнули на берег с клинками наготове, и сердца наши довольно сверкали, и мы ударили по ним, и падали они, подобные куклам из лоскутов, и возрадовались мы, увидев, как с воплями они отступают…