Город, которым мы стали

– У нас у всех похожая история. Позавчера, примерно утром, в один… момент… что-то случилось. Город изменился. Кажется, я прибыл сюда сразу после этого. Здесь произошла какая-то битва. От нее и остались те разрушения, и думаю, что память я потерял тоже из-за этого. Затем, почти сразу же, на магистрали ФДР возникла та тварь… – Мэнни прижимает руку к боку и морщится, словно у него болят ребра. Но это всего лишь воспоминание, и через миг он руку опускает. – Если бы я ее не остановил, то она бы меня убила. Я, в общем-то, к этому и веду. Если что-то причиняет вред городу, то оно причиняет вред и нам. А если оно нас убьет… То и город тоже погибнет, да?

– Скорее взорвется, – говорит Бронка.

Тишина. Все уставились на нее. Да, она подозревала, что это привлечет их внимание.

– Н-ну так вот, – говорит Бронка, подаваясь вперед. – Этот процесс? Он происходит постоянно. По всему миру, где бы ни находились города. Если в одном месте проживает достаточно людей, если они рассказывают о нем достаточно историй, развивают свою уникальную культуру, тогда все эти слои реальностей начинают уплотняться и преобразовываться. В конце концов, когда дело доходит до того, э-э, момента, – она кивает Манхэттену, заимствуя у него слово, – город выбирает кого-то своей… акушеркой. Защитником. Как и мы, этот человек воплощает город и защищает его – но он получает эту работу еще до того, как город преображается. Он помогает этому случиться.

– Бедолага, – бормочет Венеца. Манхэттен хмуро косится на нее.

– Если все проходит гладко, – продолжает Бронка, – город становится единым целым. Враг ничего не может сделать с целым городом напрямую, ну или не приложив больших усилий. Но процесс родов может пойти не по плану. Например, если Враг поймает главного аватара и разорвет его в клочья до того, как город сможет родиться, то он умирает. И последствия у этого тяжелые. Названия многих городов, которые так погибли, нам неизвестны, но те, которые мы знаем, подскажут вам, с чем мы столкнулись: Помпеи. Теночтитлан. Атлантида.

– Атлантиды не существует, – говорит Бруклин. Затем, прежде чем Бронка успевает ответить, она делает судорожный вдох. – Или… ее больше не существует. Ты хочешь сказать, что когда-то она существовала, но ее аватар потерпел неудачу.

Бронка кивает.

– В историях Платона Атлантиду поглотили землетрясения и наводнения. Но настоящая катастрофа заключается в том, что Атлантида превратилась просто в легенду. Она потерпела настолько колоссальную неудачу, что все человечество переместилось в то ответвление реальностей, в которой Атлантиды вообще никогда не существовало.

Они все смотрят на нее и друг на друга.

– Ни хрена ж себе, – бормочет Венеца, похоже выражая мысли каждого. – Боже, Би.

Бронка медленно, осторожно выдыхает.

– Да уж. Но здесь нам повезло; наш главный аватар справился. Нью-Йорк, очевидно, выжил.

Тогда они все начинают говорить наперебой. Манхэттен выпаливает:

– Тогда почему же он спит…

Бруклин выдает:

– Но что-то же явно пошло не так.

А Куинс качает головой и раздраженно спрашивает:

– Тогда мы ему зачем?

Венеца же с сомнением смотрит на Бронку и говорит:

– Ты уверена? Про хреновину с щупальцами не забыла?

Шумные и невоспитанные, как дети. Бронка заглушает их болтовню.

– Он выжил, – говорит она и ждет, когда остальные замолкнут. К счастью, ждать долго не приходится. – Но битва была жесткой. И главный аватар, не знавший, что ему нужны мы, вступил в нее в одиночку. – Храбрый, сильный юноша, этот ее Неизвестный. – Он одержал победу, но растратил на нее все силы. Он впал… наверно, это можно назвать комой. Он не может проснуться, не может укрепить город, пока мы не найдем его. И мы должны его найти. Такими вещами нельзя заниматься в одиночку.

Нарочно подчеркивая тоном последние слова, она смотрит на Бруклин. От той даже после дня отдыха исходит усталость. Бруклин, уже хмурясь, ловит на себе взгляд Бронки, понимает его и делает резкий вдох. Но затем она неожиданно поворачивается к Манхэттену.

– Похоже, я обязана тебе гораздо больше, чем думала. Сейчас вообще не время впадать в кому.

Манхэттен кивает, чуть повеселев.

– Если бы я сразу понял, что происходит, то и помог бы больше. В следующий раз не беги воевать в одиночку и в одной пижаме.

Раздражение Куинс тем временем уже улетучилось, и она, похоже, воодушевилась.

– Уравнения всегда намекали на одновременность событий, а не на чистую взаимоисключаемость. Кот в ящике и жив, и мертв! Для каждого из исходов существует своя вселенная, и еще, наверное, одна, где верны сразу оба! – Она сияет, глядя на них и явно ожидая, что они разделят ее восторг.

– Э-э, ну да, – говорит Манхэттен.

Куинс вздыхает с видом человека, привыкшего к тому, что его не понимают. Она достает свой телефон и начинает кому-то писать, слегка оттопырив нижнюю губу.

Бруклин мрачнеет. Обращаясь к Бронке, она говорит:

– Ты сказала, что, становясь городом, мы пробиваем другие вселенные.

А она соображает. Бронка склоняет голову, если не с одобрением, то с уважением.

– Да.