Город, которым мы стали

Они смотрят на Бронку так, словно она заговорила на языке манси. (Бронка даже переглядывается с Венецей, чтобы проверить, потому что иногда, устав, она переключается на этот язык. В молодости она несколько лет учила его, и теперь он порой неожиданно проскальзывает. Но Венеца качает головой. Нет, значит, она просто говорит на непонятном английском.)

– Выходит, шестой действительно существует, – наконец говорит Бруклин. Она бросает на Манхэттена взгляд, который Бронка не может понять.

Боже милостивый.

– Э-э, да, есть и шестой. Вы этого не знали?

Теперь на Манхэттена смотрят и Куинс, и Бруклин. Манхэттен слегка морщится, затем делает глубокий вдох.

– Мы… подозревали. Но нашим источником информации была та женщина. – Ему не нужно ее описывать; Бронка кивает. Они все знают, что это за Женщина. – И, э-э, видение.

Ладно, этого Бронка услышать не ожидала. Она приподнимает брови.

– Видение.

Кожа у Мэнни не совсем темная, поэтому становится заметно, как он краснеет. Выглядит это почти мило. Затем Куинс откашливается и добавляет:

– Я тоже его видела. Мы все видели. Так мы и поняли, что не просто надышались, скажем, выхлопными газами.

– Но мы не знали, что и думать, – продолжает Манхэттен. Он все еще явно смущен. Бронка начинает гадать, что именно произошло в этом его видении. – Никто из нас толком не понимает, как это работает или почему все случилось именно с нами. Так что, естественно, сначала нам пришлось, гм, справиться с отрицанием.

– И с чего бы это, – бормочет Венеца себе под нос, хотя и достаточно громко, чтобы все ее услышали. – Подумаешь, из стен начинает лезть какая-то хреновина с щупальцами…

Манхэттен качает головой и переводит взгляд на Бронку.

– Вы, похоже, понимаете в этом больше нас. Почему?

Бронка на миг испытывает искушение навешать им на уши какой-нибудь лапши – якобы обо всем этом рассказывается в легендах ленапе. Но она этого не делает, потому что слишком устала, чтобы дурачиться. Вместо этого Бронка говорит:

– Всем городам это известно. Как будто… даже не знаю. Словно от других городов, уже прошедших через то же самое, нам передается нечто вроде памяти предков. Когда мы становимся аватарами, знания просто появляются у нас в голове. В нашем же случае, поскольку нас шестеро – а обычно город воплощается в ком-то одном, – это знание появилось в моей голове. Впрочем, ребята, должна признаться, я думала, что вам хоть что-то досталось.

– У меня в голове много всего появилось, – говорит Манхэттен, судя по всему, без иронии. – Но ничего о том, почему города превращаются в… э-э… в нас. – Он обводит рукой стол.

– Да, что ж, – говорит Бронка. – Кое-что умеем делать мы все, но еще каждый получает свои уникальные способности, потому что каждый район привносит в Нью-Йорк нечто свое. У Бронкса самая богатая история… – Бесконечные поколения ленапе, уходящие глубоко в прошлое, изменившиеся, но не уничтоженные колониальным режимом. Выжившие уехали в южный Джерси и жили там припеваючи, но Бронкс – это земля их предков. – Поэтому я получила знания о том, что было до нас.

– У меня, кажется, нет никаких особых способностей, – говорит Куинс. Похоже, она этим расстроена.

Бруклин задумывается. Бронка наконец замечает, что вид у нее усталый, – а затем вспоминает почему. Это помогает Бронке взглянуть на Бруклин чуточку иначе. Очистив свой боро, она отключилась на целый день, и ей повезло, что не на дольше. Возможно, поведение Бруклин вызвано не отстраненностью и высокомерием, а рассеянностью и бурлящим внутри гневом – причем последний направлен не на Бронку, хотя она уже видела, что Бруклин вполне готова бросаться на всех, кто к ней сунется. Похоже, в ее жизни что-то происходит – помимо того, что она превратилась в живой город. Бронка решает, что разберется с этим позже.

– Я тоже сомневаюсь, что у меня есть какие-то особые способности, – говорит Бруклин. – Я слышу музыку города, но, может быть, это просто потому, что я, ну, раньше ее сочиняла.

На лице Манхэттена снова появляется то отстраненное выражение. Бронка не дает ему отмолчаться.

– Ну что?

Он делает глубокий вдох.

– Та картина внизу. Которую испортили вандалы; вы еще называете ее автопортретом Неизвестного. Я, эм-м… Именно такое видение мне и явилось. Точно такое же – с того же ракурса, с тем же освещением. И лица его я тоже не видел.

Интересно.

– Так ты знаешь, где он? – спрашивает Бронка.

– Нет. Если б знал, то уже был бы там. – Он ерзает, на его лице на секунду появляется раздражение, но затем Манхэттен его подавляет. – Он один, и эта женщина охотится за ним. Кто-то должен его защитить. Я должен его защитить. – Манхэттен хлопает глазами и замолкает. Судя по виду, он сам только что удивился своим словам. – Я должен его защищать.

– Похоже, твою фишку мы нашли, – растягивая слова, произносит Бруклин.

Куинс, добрая девочка, наклоняется вперед и кладет руку ему на плечо.

– Мы найдем его, – говорит она.