Город, которым мы стали

Они садятся в автобус. (Карточка не безлимитная, но прото-Мэнни положил на нее пятьдесят долларов. Молодец, прото-Мэнни.) Затем автобус отъезжает от обочины, медленно, как тягучая патока, стекающая с ложки. Боже, помоги Куинсу и Бронксу, ведь пока Мэнни и Бруклин будут добираться до них, Нью-Йорк уже успеет обратиться в руины. Впрочем, пока они едут, Мэнни решает временно сосредоточиться на том, что в его силах.

– Ладно, расскажи мне о Нью-Йорке, – говорит он. – И рассказывай так, будто я никогда здесь не был или не помню о том, что был. Потому что я, э-э-э, и правда не помню.

– Ты не…

Мэнни делает глубокий вдох.

– Я… не помню, кем был прежде.

– Что?

Мэнни пытается объяснить, и оказывается, что это не так-то просто. Он рассказывает ей обо всем, что произошло на Пенсильванском вокзале, о том, что он помнит слова песен Эм-Си Свободной, но не помнит лица своей матери. Когда он умолкает, Бруклин не отрываясь смотрит на него. Время идет, и Мэнни уже думает, что она ничего не скажет про его амнезию, как вдруг Бруклин говорит:

– Я слышу музыку.

Он хмурится, не понимая, к чему это. Бруклин продолжает:

– Я все время ее слышу. Еще в детстве я постоянно битбоксила, выдумывала тексты, разговаривала сама с собой в метро на платформе. Ну, ты видел, наверное, таких чудиков. А теперь я будто слышу целые, мать их, симфонии. Щелчки женских каблуков по тротуару. Рокот неисправного ремня ГРМ старой машины. Как школьницы играют в ладошки и что-то скандируют в ритм… От всего этого в моей голове начинается целый концерт. Это похоже на какой-нибудь тиннитус[15], но только прекрасный и музыкальный. – Бруклин трет лицо руками. – Он пробудил ту часть меня, которую я уже давно оставила в прошлом. И оставила я ее не просто так, а чтобы можно было сосредоточиться на самом, черт возьми, важном.

– А музыка не важна?

– Не так важна, как медицинская страховка для моей малышки. – Она хмурится. – К тому же я устала от шоу-бизнеса еще до того, как ушла. Меня все время пытались заставить измениться, стать сексуальнее, жестче и всякое такое. Когда родилась дочка, я решила, что больше не могу так жить, и сейчас я счастлива. Но эта новая музыка словно пытается сделать меня прежней. А это неправильно. Свободной больше нет.

Сначала он слышит: «Свободы больше нет», – потом понимает, о чем она, и лишь тогда осознает, зачем Бруклин ему это рассказала.

– Ты думаешь, что, становясь частью города, мы меняемся, – говорит Мэнни. – Что он переделывает нас, но каждого по-разному.

– Ну да. Думаю, что это, гм, цена за то, что мы получаем. Твои воспоминания, мое душевное спокойствие, и кто знает, что пришлось отдать другим. Но, наверное, так и должно быть? Став городом… – Она качает головой. – Возможно, мы больше и не можем оставаться обыкновенными людьми.

«Ты точно не человек», – вспоминает Мэнни слова Женщины в Белом. Он думал, что она лжет, но…

Внезапно Бруклин издает не то вздох, не то стон и потирает глаза.

– К черту все. Давай сосредоточимся. Так. Нью-Йорк для чайников. – Она включает свой телефон, пролистывает несколько приложений, а затем поворачивает экран к нему. На нем Мэнни видит уже знакомую карту нью-йоркского метро.

– Манхэттен, – говорит она, указывая на узкий остров посередине. Мэнни едва сдерживается, чтобы не вздрогнуть. Затем, начиная с верха и двигаясь по часовой стрелке, она перечисляет все боро, указывая на них маленьким стилусом. – Бронкс, Куинс, Бруклин, Статен-Айленд. Официально в город входят только они, хотя Лонг-Айленд, вообще-то, находится на том же острове, что и Бруклин с Куинсом. Йонкерс смог увильнуть от того, чтобы его причислили к городу; Статен-Айленд пытался оторваться, но не сумел. А еще есть Джерси. – Она закатывает глаза.

– А что не так с Джерси?

– Это Джерси. Ну да ладно. Карту видишь? Так вот, это все – бред собачий.

Мэнни удивленно моргает.

– Но ты ведь только что…

– Да, да. Поэтому-то я ее тебе и показала. Почти все, кто приезжает сюда, первым делом видят карту. Даже те, кто уже много лет здесь живет, думают, что это и есть город. – Она трясет телефоном, чтобы подчеркнуть свои слова. – Они считают, что Манхэттен – это центр всего, хотя бо́льшая часть населения живет в других боро. Они считают Статен-Айленд чем-то ничтожным, сбоку припека, потому что его уменьшили, чтобы вместить на карту. Однако географически он больше Бронкса. Так вот, нью-йоркский урок номер один: то, что люди думают о нас, не всегда соответствует действительности.

Мэнни косится на нее, гадая, не намекает ли она на него.

– Вроде как член городского совета и адвокат Бруклин Томасон на самом деле втайне – Эм-Си Свободная?