Город-крепость

– Где твоя куртка? Ты всё ещё живёшь в комнате?

Дэй пожимает плечами, но так и не поворачивается к своему гостю. Он смотрит вниз: на битые бутылки, слои грязи и извести. А я смотрю на него. Пытаюсь найти ответы на бурю вопросов, роящихся в голове.

Кто этот мужчина? Кто эта «она», о которой они говорят? Кто такой Дэй?

– Она беспокоится о тебе. Я беспокоюсь. Мы уже потеряли…

– Не смей! – Дэй вскидывает голову. Челюсть плотно сжата, подбородок заостряется. – Не смей говорить о нём.

Договорённость, о которой я не знаю, растекается между ними. Дэй складывает руки на груди, баюкая свёрток, как спящего младенца. Точь-в-точь так же я держу Чма.

– Мы не потеряем ещё и тебя. Этому придёт конец, – говорит мужчина. – Обещаю.

– Зачем вы вообще из-за этого паритесь?

– Ты сам прекрасно это знаешь, – отзывается гость.

Дэй не улыбается, не хмурится. Лицо его безразлично, когда парень отворачивается, собираясь уходить.

Я вжимаюсь в стену, но Дэй не смотрит по сторонам. Походка его полна энергии. Цели. Он смотрит прямо перед собой, словно хочет только одного: скорее убраться отсюда. Мужчина-тень стоит на самой границе Внешнего города, наблюдает за каждым шагом.

А потом они расходятся. В проём задувает ветер, издаёт одинокий вой. Он вгрызается в мои кости, пробивает дыру в груди. Кулаки крепко сжимаются, напоминая о боли под повязкой.

В свёртке, который передал Дэю мужчина, должны быть деньги. Откуда иначе у него деньги на комнату и на пистолет, спрятанный под ремнём джинсов без единой дырочки? Но с чего вдруг мужчина-тень приносит ему деньги? И если у Дэя и так есть, на что жить, зачем работать на Лонгвея? Если тень хочет, чтобы Дэй не высовывался, почему он рискует прямо под носом у Братства? Кто такие безопасники? Что Дэй для них делает?

И самый главный вопрос: почему он не может покинуть Хак Нам?

Кажется, у Дэя секретов больше, чем шрамов. Секретов, в которых как-то замешан Лонгвей, из-за которых он «рискует своей головой». А значит, и моей.

Куэна с приспешниками я ещё переживу. Обману, увернусь, спрячусь – этого хватит. Но Дэй… он совсем иная опасность. Сотканная из сна, вкусной еды и безопасности. Она подкрадывается, пока ты спишь, и вонзает нож в спину.

Нельзя было пренебрегать вторым правилом. Нельзя было идти к нему, позволять запереть себя в четырёх стенах. Там, где некуда бежать. Какая польза в запертой двери, когда угроза таится внутри?

Я два года своими силами выживала на этих улицах. Меня не нужны защитники.

МЭЙ ЙИ

С каждым днём стены сжимаются всё сильней, сильней, сильней. Их не останавливает даже то, что я часто смотрю на вид за окном. Раковина наутилуса лежит на месте – напоминает о парне и его обещании. Показывает, что она снаружи, а я внутри.

Нарисованные на потолке звёзды выцветшие, старые. Но я всё равно впитываю каждую их чёрточку. Замечаю каждую шероховатость, каждый кусочек, где рука художницы дрогнула. Закрываю глаза, пытаюсь представить, как она стояла, держа в пальцах кисть подобно палочкам для еды. Я давно уже решила, что звёзды на потолке нарисовала девушка. Хозяин и его люди никогда бы не создали что-то настолько отчаянное и прекрасное.

Глядя на рисунок, я думаю о девушке. Как её звали? Откуда она? О чём она думала, когда изображала звёзды на потолочных плитках? Оставалась ли у неё ещё смелость и надежда, чтобы на каждую загадать желание?

Над моей кроватью россыпь из десятков звёзд. Но желаний в душе всё ещё больше.

Желаю снова сжимать руку Цзин Линь в своей.

Желаю, чтобы побега Синь на самом деле не было.

Желаю, чтобы при виде парня в груди моей не разгорался огонь, а мысли не парили в вышине, точно феникс.

Желаю, чтобы каждой девушке в борделе улыбнулась удача.

Желаю, как и парень за окном, оказаться в другом месте. Стать кем-то другим.

Желаю, желаю, желаю…

Когда посол приходит вновь, время, выделенное мне парнем, почти заканчивается. Два дня были потеряны взаперти с мыслями, взглядами и волнениями. Когда дверь, наконец, открывается, сердце мечется в груди, как тигр, пойманный в бамбуковую клетку. Оно сочится болью стольких желаний – тяжёлое и раздувшееся. Болью, которую принёс с собой парень. Болью такой сильной, что даже принесённые послом цветы не могут меня отвлечь. У них жёлто-оранжевые лепестки, такие яркие, что на них больно смотреть. Цвета такие невероятные, что кажутся фальшивыми.

Его пальто сегодня тяжелей, а кожа по сравнению с моей кажется мраморной, бесконечно холодной. Он тоже это замечает, но совсем иначе:

– Ты тёплая.

Посол впитывает в себя тепло моего тела. Его руки касаются моей одежды, волос, но я ощущаю только одно – окно за спиной. Тонкую завесу шторы и раковину наутилуса. Дразнящую, манящую обещаниями чего-то большего.

А потом приходит понимание. Я знаю, как заставить Маму-сан отпереть дверь, если я готова рискнуть.

Посол – вот мой ключ. Его деньги могущественней злости Мамы-сан и безразличия хозяина.