Город мастеров

Вспомни, мой друг, как по лесу шагая
Торной тропинкой средь тихих берёз,
Сам того часто не замечая,
Топчешь ты корни. Мне жаль их до слёз.

Корни, как речки, ручьи дождевые,

Влагу несущие морю листвы,
Корни, как руки, как пальцы живые
Держат мать-землю в объятьях своих.

Корни, как вены, набухшие соком,

Жизнь сердцевине деревьев несут,
Корни, как мысли, что огненным током
Вечно штурмуют познанья редyт.

…Коль ты далёк от таких рассуждений

И сантиментам таким не сродни,
Вспомни oднажды про корни растений,
Не забывай, что живые они.

И никогда не топчи эти корни —

Корни деревьев и корни морей,
Корни традиций и силы нapoдной,
Корни России — твоей и моей.

Михаил Голицын

Профессор Павел Флоренский: Не надо реабилитировать деда

Павел Александрович Флоренский (родился в 1882 г.) — религиозный философ, учёный, священник и богослов. Пытаясь совместить научные выводы с религиозной верой, он полагал, что первичный способ познания истины — откровение, а органом восприятия «горнего мира» считал сердце. Именно через него наш рассудочный разум способен увидеть за раздробленностью мира его единство. В 1937 г. погиб в Соловецком концлагере.

Старший внук священника и философа Павла Флоренского родился, когда дед уже был на Соловках. Но это не помешало Павлу Васильевичу Флоренскому, профессору РГУ нефти и газа им. Губкина, всю жизнь чувствовать влияние своего знаменитого предка. Впрочем, не только его одного.

— Вы спрашиваете меня о деде, — говорит Павел Васильевич, — но я мог бы рассказать и о многих других Флоренских, которые для меня ничуть не менее достойные люди.

— Разве вы знаете всех своих предков?

— Далеко не всех, конечно. Помню, как удивился один мой знакомый, когда обнаружил, что я не знаю имени прапрадеда по материнской линии: «Как же вы за него молитесь?» Кому-то это покажется крайностью, но я уверен, что своих предков надо знать и поминать, любить и быть с ними.

— Дед тоже так думал?

— Он думал на разные темы, от математики до искусствоведения, в том числе о семье, её генетике. Например, говорил, что каждый род имеет свои специфические способности, что-то ему удается больше, что-то меньше. У нас в роду никогда не было военных, зато были художники, священники, естествоиспытатели. Продолжая дедовы размышления, я пришёл к такой мысли: поскольку у человека 46 хромосом и ребенку передается только половина, то к седьмому колену от прародителя остается одна, а то и ни одной. Мы считаем носителем полного набора того, кто называется Флоренским, моего прапрадеда Ивана Андреевича, сына костромского дьячка, основателя рода. Он не пошел по традиционной для семьи духовной линии, а стал лекарем грозненского госпиталя.

— А что, отец прапрадеда уже не в счет?

— Род начинается с какого-то толчка, заметного поступка, а их совершают люди активные, или, как их ещё называют, пассионарные. С появлением такого человека и начинается род, а уж дальше потомки сохранят и приумножат свои положительные качества или разбазарят безответственными браками.

Иван Андреевич порвал с родовой традицией, нарушил привычный ход жизни и потому стал для нас точкой отсчета. Жена его тоже была заметной личностью, композитор Гурилёв даже посвятил ей романс. Их сын, железнодорожный инженер, дослужился до заместителя главы путей сообщения Закавказья, потом женился на армянке из царского рода, она родила семерых детей, старшим из которых и был мой знаменитый дед. Кстати, своей матери он обязан не только армянским носом, но и кличкой, какую дала ему царская охранка: «Филин». Ведь первая буква должна была совпадать с фамилией, а остальное зависело от характерных черт «объекта» и жандармской фантазии.