Город мастеров

— Кстати, об анекдотах, о которых вы написали целое научное исследование. Сейчас их активно печатают, но устный жанр не умирает. В чём тут дело?

— Анекдот всегда был и будет. Лет сто назад в России политические анекдоты печатались в сатирических журналах, а рассказывали обычно анекдоты неприличные и неполиткорректные, обидные для других народов, Это был не очень уважаемый жанр, интеллигентные люди его избегали. В советское время, когда анекдот стал запрещённым, его стали рассказывать все. Он объединял народ, и иностранцу, чтобы понять, над чем мы смеёмся, надо было многое знать. К тому же в анекдоте, как правило, было что-то антисоветское, о чём бы ни шла речь.

Вот, к примеру, совершенно нейтральные персонажи: муж застал жену с любовником и говорит: «Я бы тебя убил, если бы не был членом КПСС». Любовник добавляет: «И если бы я не был членом КПСС.» Жена облегченно приговаривает: «Слава КПСС! Слава КПСС…»

Или такой: первомайская демонстрация, люди несут плакат «Мир, труд, май!» А за ними идут делегаты с Чукотки со своим плакатом: «Июнь, июль, август!» Так высмеивалась идеологическая глупость.

И сегодня анекдот по-прежнему остроумно откликается на злобу дня. Во время российско-украинского газового конфликта, например, появился такой:

« — А у нас в России газ! Это раз. — А у нас газопровод. Вот».

— О каком народе у нас наиболее злые анекдоты?

— Тоже об украинцах. Вот, к примеру: на конференции, посвященной этническим стереотипам, идет научная дискуссия. Какой народ самый глупый? Единодушное мнение — чукчи. А какой — самый ленивый? Русские. Самый жадный? Евреи. А кто соединяет в себе все эти качества? В ответ молчание. Затем голос из зала: «Зато мы спиваемо гарно!»

— Странно. Если верить социологам, то около 80 процентов россиян хорошо относится к приезжим с Украины, причем эта цифра гораздо выше, чем набрали гости, например, из Африки, не говоря уж о Кавказе.

— Ничего удивительного: когда народы близки, то и анекдоты самые обидные. Вроде они такие же, как мы, а живут не так, язык коверкают, будто нарочно издеваются. Испанцы рассказывают о португальцах, шведы о норвежцах, французы — о бельгийцах. Порой считают, что если много анекдотов о евреях, то это показатель антисемитизма. Ничего подобного! Когда конфликт серьезен, анекдотов не появляется. Не может быть сегодня анекдотов о чеченцах, потому что слишком болезненная тема.

— А мы сами как выглядим в анекдотах?

— Примерно так же, как и другие народы, умеющие посмеяться над собой. За нами всегда остается последнее слово, смешное и неожиданное. Нерасчетливость, широта души, склонность выпить — всё это у нас не считается недостатком. А вообще-то самоирония — хорошее свойство, признак душевного здоровья.

— Появилось много новых слов, порой прилипчивых, которые звучат на каждом шагу. Что, старых уже не хватает?

— В некоторых ситуациях хочется сказать как-то веселее, экспрессивнее, и жаргонные словечки входят в язык. Например, от компьютерщиков: я завис или не грузи. В разговоре с друзьями и я употребляю что-то похожее, что кажется мне выразительным, ярким. Но я категорически против криминального жаргона. Ведь даже с высокой трибуны часто звучит: кинул, обул, разводка, разборка, мочить в сортире. И человек себя выдаёт, показывает, в каких категориях мыслит. Так происходит криминализация сознания, а это гораздо опаснее засорения языка иностранными словами, с которыми русский язык справится, добавит к ним русские суффиксы, приставки, включит в систему склонения или спряжения. Например, от аббревиатуры PR получилось пиарить, пиарщик, отпиарить. Возможно, эти неологизмы приживутся, хотя уже и не имеют ничего общего с первоисточником.

— Неужели наш «великий и могучий» не способен создавать новое от русских корней?

— К сожалению, у нас утрачен огромный языковой пласт — диалекты. Ещё не так давно они воспринимались как что-то неполноценное, и потому заодно с крестьянством уничтожали его речь: не говори, как бабушка, она неграмотная! Вот и прервалась связь поколений.

А в Германии к родному языку относятся иначе: в Баварии, например, никогда не выберут политика, который не владеет местным диалектом. Если человек выступает публично, то, конечно, говорит на общепонятном, литературном языке, но в семье, с друзьями — на своём. Сколько же ярких, выразительных слов мы потеряли… А ведь можем черпать из собственного языка бесконечно, не заимствуя иностранное.

Что-то типа происходит с нашим как бы языком