Город на холме

Она говорила по-английски. Я оглянулся и увидел человека из TIPH с камерой на плече. Синяя куртка, красная повязка. Он был выше меня, но уже в плечах. Белесые волосы, облупившийся нос, точно из скандинавов. Камеру он, естественно, не опустил, и продолжал снимать. Я развернулся на месте и встал перед линзой, лихорадочно пытаясь построить английскую фразу, прежде чем ее сказать. Пусть потом не вякает, что не понял.

- Ты не слышал, что она тебе велела? Опусти камеру.

Никакой реакции.

Я крутанул в руках автомат и шарахнул его по пальцам прикладом. С болезненным вскриком он выпустил камеру, и та упала. Несколькими ударами приклада я превратил ее в кучу бесполезных деталей, извлек из гнезда чип с данными и положил себе в карман. Я отвернулся от него, растирая ботинком линзу по каменистой земле. На серой стене цвели свежие синие буквы зе шелану[86].

- Я буду жаловаться вашему начальству, – донеслось у меня из-за спины.

Это что, должно меня напугать?

Из-за угла вышла поселенка с баллончиком краски.

- Чистая работа, солдат. Спасибо тебе, – сказала она с заметным американским акцентом.

- Не за что. А чья это идея метить дома?

- Моя. Ну что это такое – рисуем тут граффити, как в Гарлеме. Мы же у себя дома.

Она внимательно посмотрела на меня.

- Съедят тебя, солдат. В тюрьму могут посадить.

- Мне все равно. Я сделал, что должен. И потом, я резервист и не думаю, что из-за резервиста они будут затевать этот балаган.

- Я живу в Тель Румейде, в доме дальше всех от дороги. Мужа зовут Ури Страг. Меня Хиллари.

- Как, как?

- Именно так. Несколько семей отмечают шабат сообща. Мужчины подтягиваются из синагоги часам к восьми. Так что милости просим. Мы будем тебе рады.

Да, особенно отец Исраэля-Матитьяху обрадуется. Все-таки американку можно вычислить даже без акцента. Религиозная израильтянка никогда бы не стала так нормально и уверенно разговаривать с посторонним мужчиной. Куда мы скатимся с этой скромностью, хотел бы я знать. В ту же клоаку, что ваххабиты и талибы, которые на посмешище всему миру надевают своим женщинам мешки на голову и не спасают детей из горящей школы, потому что дети не прикрыты как положено.

- Подожди, так это ты научил Исраэля-Матитьяху бегать за тифозниками с приветствием?

Прежде чем я успел ответить, она звонко рассмеялась, но вовремя уткнулась лицом в собственный рукав чтобы никто из бдительных соседей не застукал ее за таким легкомысленным поведением. Вот почему я никогда не смогу жить в маленькой общине. Всегда под надзором, все вечно лезут в твои дела – нет уж, увольте.

- Ну ты даешь! – продолжала Хиллари отсмеявшись, – Это уже все дети выучили. Где камера, там обязательно кто-то с welcome. Нашим детям весело, а у тифозников лица кислые-кислые.

- Отец Исраэля-Матитьяху остался нашим разговором недоволен.

- Шимон? Не обращай внимания. Просто он любит напускать на себя суровость и непримиримость. В каждом коллективе нужен такой человек, иначе все пойдут кто в лес, кто по дрова. Все люди, у всех недостатки, но это не должно мешать нам быть братьями и сестрами. Хорошие же времена настали, что евреи больше боятся друг друга, чем врагов. Я же вижу, что ты поддерживаешь нас.

Откуда она взяла, что я кого-то боюсь? Просто не хочу портить людям шабат.