Город на трясине

Стоило только Шандору увидеть Береца, как в нем мгновенно проснулся инстинкт холопа и он невольно начал кланяться, однако Берец с надменным видом погрозил в его сторону кнутом.

— Чтоб вы сдохли! — со злостью прошипел Шандор, устыдившись собственного подобострастия.

До самого вечера Шандор бродил по дому, но даже поиграть с детишками ему не хотелось. Шади повсюду ходил за ним по пятам, но так и не дождался, когда отец заговорит с ним. Больше того, отец даже не взглянул на него.

Когда стемнело, Шандор совсем потерял покой: перед глазами у него стояла Ситашне, босая, с оголенными белыми ногами. Он опять видел ее белозубую улыбку, видел, как она, сдержанно засмеявшись, пошла, покачивая крутыми бедрами.

— Схожу-ка я ненадолго к Гелегонье, — сказал жене Шандор после ужина. — Потолковать мне с ним нужно. Может, еще и работенку какую-нибудь получу.

Шандор старался говорить беспечным тоном, однако, несмотря на это, ему казалось, будто Юлиш разгадала его мысли. Не смея поднять на нее глаз, он вышел из дома.

На улице уже не было видно ни одной живой души. Кругом стояла мертвая тишина.

Дойдя до дома Ситашей, Шандор остановился и, втянув голову в плечи, огляделся, будто шел воровать. Сердце бешено колотилось, словно хотело выскочить из груди, во рту пересохло, а язык, казалось, прилип к гортани. Шандор хотел было подойти к окошку и постучать, но ноги не слушались его: они будто приросли к земле. Он испуганно озирался по сторонам, словно из-за каждой подворотни за ним кто-то подсматривал. Какой-то внутренний голос приказывал ему поскорее убежать отсюда, однако Шандор продолжал неподвижно стоять на месте.

Глаза Шандора уставились на черный квадрат окошка на фоне белой стены. Вдруг ему показалось, что из окна на него смотрит сама Ситашне, смотрит своим странным проникновенным взглядом. Кровь прилила Шандору к голове и забилась в висках. Он несколько раз сглотнул слюну, как человек, которого мучит страшная жажда.

Однако он никак не мог набраться смелости, чтобы постучаться. В это время в голову пришла мысль зайти к дому с задов. Однако, дойдя до угла дома, он остановился. На какое-то мгновение Шандор вспомнил о Юлиш. Ему вдруг стало нестерпимо стыдно, и он решительно зашагал прочь от дома Ситашне. Будто освободившись от действия злых чар, он свободно вздохнул и вновь обрел способность мыслить спокойно. Шандор вспомнил слова, которые сказал Юлиш, уходя из дома, и почувствовал угрызения совести. Ему казалось, что и Гелегонье уже известно о его обмане. Этого тихого, спокойного человека Шандор любил и не хотел, чтобы тот плохо о нем подумал.

Шандор и сам не знал, отчего он вдруг пошел от дома Ситашне прочь: то ли оттого, что ему стало жаль Юлиш, то ли оттого, что не захотел использовать в своей лжи имя Гелегоньи. Только теперь Шандор уже не мог вернуться к дому Ситашне. Постояв немного, он посмотрел на поля, вернее, в темноту, которая их скрыла, и, повернувшись, зашагал в противоположную сторону.

Вскоре после того как Шандор вышел из дома, к ним прибежал Берта. Он так запыхался, будто за ним кто-то гнался по пятам.

Старая Бакошне уже стелила постель, собираясь лечь спать, а Юлиш, подсев поближе к сильно коптившей лампе, зашивала Шади штанишки.

— А где же Шандор? — спросил Берта, переступив порог.

— Нету его, только что ушел.

— А я-то бежал к нему! Думал, вместе сходим к слепому… Тот расскажет ему всю правду о Розике…

— Нету его дома.

Берта немного потоптался на пороге, а затем предложил:

— Тогда иди ты.

— Я? Одна?

— Там много народу будет.

— А что Шандор на это скажет?

— Ну как знаешь. Мое дело сообщить. Ты же сама как-то говорила, что хочешь сходить. Вот теперь можно.

Юлиш явно колебалась. Нахмурив лоб, она тыкала иголкой в край стола.

— Ты столько раз говорила, что хочешь спросить про Розику… Я вот и сказал…

— Мама, а ты что посоветуешь?

— Сходи, доченька. Вдруг услышишь правду?

— Тогда я пойду.

Юлиш быстро собралась, и они полем пошли к дому, где жил слепой Сенте.

Когда они подходили к калитке, в нее вошла старушка в черном платке, под мышкой она держала молитвенник. Можно было подумать, что она идет читать над усопшим.

Берта и Юлиш вошли вслед за старушкой.

В маленькой комнатенке было полно народу. Все тихо разговаривали.

На столе, потрескивая, горела керосиновая лампа. Ее скупой свет, с трудом пробиваясь сквозь закопченное стекло, едва разгонял полумрак. Сверху на стекло лампы кто-то положил корочку хлеба, чтобы увеличить тягу и вытянуть пламя от фитиля кверху. Время от времени кто-нибудь из присутствующих подходил к лампе и выкручивал побольше фитиль. На какое-то время лампа загоралась ярче, но вскоре пламя вновь оседало. В полумраке можно было рассмотреть лишь общие контуры лохматых крестьянских голов да покрытые платками головы женщин.

В комнатушке было полно пожилых мужчин и женщин, сидели даже на столе. Юлиш и Берте досталось местечко на кушетке, придвинутой вплотную к стене.