Он засмеялся и толкнул меня. Он тянул меня за одежду и читал строчки Песни Песней Соломона, рассказывал мне о том, как раньше, братья и сестры женились, чтобы сохранить королевскую родословную чистой, что я принадлежу ему. Как я была частью моногамного багажа с его именем, отпечатанным на мне…. Джейс выглядел шокированным, а она редко видела его шокированным; она могла прочесть уровни его выражения: боль, страх, тревогу.
— Он… Он…?
— Изнасиловал меня? — спросила она, и слово прозвучало ужасно некрасиво в тишине комнаты. — Нет. Он не сделал этого. Он… остановился, — её голос упал до шёпота.
Джейс был белым, как полотно. Он открыл рот, чтобы сказать ей что-то, но она слышала только искажённое эхо его голоса, как будто если бы они снова были под водой. Её всю неистово трясло, хотя в помещении было тепло.
— Сегодня ночью, — сказала она наконец. — Я не могла двигаться, и он толкнул меня к стене, а я не могла вырваться, и я просто…
— Я убью его, — сказал Джейс. Некоторые цвета смылись с его лица, и он выглядел серым. — Я разрежу его на куски. Я отрежу ему руки, за то, что он касался тебя…
— Джейс, — сказала Клэри, внезапно почувствовав себя опустошенной. — У нас есть миллион причин, чтобы хотеть его смерти. Кроме того, — добавила она с грустной усмешкой, — Изабель уже отрезала ему руку, и это не сработало.
Джейс сжал свою руку в кулак, поднес его к животу и вонзил в солнечное сплетение, как будто он мог отключить свое собственное дыхание.
— Все то время, что я был связан с ним, я думал, что знал его мысли, его желания, что он хотел. Но я предположить не мог, я не знал. И ты мне не рассказывала.
— Дело не в тебе, Джейс…
— Я знаю, — сказал он. — Я знаю. — Но его руки были так плотно сжаты в кулаки, что побелели, вены вздулись, как реки на карте, поперек спины. — Я знаю, и я не виню тебя за то, что не рассказывала мне. Что еще мог я сделать? Когда я был совсем бесполезен здесь? Я просто стоял в пяти футах от него, и у меня огонь в жилах, который должен убить его, и я попробовал, и ничего не получилось. Я не мог заставить огонь работать.
— Джейс.
— Извини. Это просто… ты же знаешь меня. У меня есть только две реакции на плохие новости. Неконтролируемая ярость, а потом резкий поворот, переходящий в кипящую ненависть к себе.
Клэри молчала. Сильнее всего она ощущала сейчас невероятную, огромную усталость. Рассказать о том, что Себастьян сделал с ней, было похоже на то, чтобы скинуть с себя неподъемный груз, и все, чего ей сейчас хотелось — это закрыть глаза и раствориться в темноте. Она злилась так долго — гнев скрывался во всём. Ходила ли она за праздничными покупками с Саймоном, или сидела в парке, или рисовала дома в одиночестве — гнев всегда был с ней.
Джейс явно боролся с собой; по крайней мере, он не пытался скрыть это от нее, и Клэри заметила быструю смену эмоций в его взгляде: ярость, разочарование, беспомощность, вину, и наконец, печаль. Это была удивительно тихая печаль, для Джейса, и когда он, наконец, заговорил, его голос тоже звучал тихо.
— Мне просто хотелось бы, — сказал он, опустив взгляд в пол и не глядя на Клэри. — Найти, что сказать, что сделать, чтобы облегчить все это для тебя. Чего бы ты ни желала от меня, я хочу это сделать. Я хочу всегда быть рядом, в любом смысле, который тебе нужен, Клэри.
— Вот, — мягко сказала она.
Джейс поднял на нее взгляд.
— Что?
— То, что ты только что сказал. Это было идеально.
Он моргнул.
— Ну, это хорошо, потому что я не уверен, что смогу повторить это на бис. Какая часть из этого была идеальна?
Она почувствовала, как дрогнула ее нижняя губа. Было что-то настолько свойственное Джейсу в его реакции; в его странной смеси заносчивости и ранимости, гибкости и горечи, и преданности.
— Я только хотела знать, что ты не станешь по-другому ко мне относиться. Хуже.
— Нет. Нет, — сказал он потрясённо. — Ты храбрая и великолепная, и ты прекрасная и я люблю тебя. Я просто люблю тебя, и всегда буду любить. И действия каких-то сумасшедших не изменят этого.
— Садись, — сказала она, и он сел на скрипучий кожаный диван, наклонив голову назад, глядя на неё. Свет от камина отражался на его волосах, как искры. Она сделала глубокий вдох и подошла к нему, аккуратно усаживаясь к нему на колени.
— Обнимешь меня? — спросила она.
Он обнял её, прижимая к себе. Она чувствовала мышцы на его руках, сильную спину, когда он нежно обнял её, очень нежно. Его руки были созданы для того, чтобы сражаться, и всё же он мог быть очень нежным с ней, со своим фортепиано, со всем, что ему дорого.
Она села напротив него, боком на его коленях, её ноги были на диване, и она положила голову ему на плечо. Она чувствовала быстрое биение его сердца.
— Теперь, — сказала она. — Поцелуй меня тоже.
Он заколебался.
— Ты уверена?
Она кивнула.