— Да. Да, — сказала она. — Видит Бог, мы не были в состоянии сделать все, что на нас навалилось за последнее время, но каждый раз, когда я тебя целую, каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, для меня- это победа. Себастьян — он сделал это потому… потому что не знает разницы между любовью и обладанием. Между тем, чтобы дарить себя и брать силой. И он думал, что если возьмет меня насильно, то получит меня, я буду принадлежать ему. И для него это — любовь, потому что он не знает ничего другого. Но когда я прикасаюсь к тебе, я делаю это по своему собственному желанию, и в этом вся разница. Себастьян этого не изменит и не отнимет у меня. Он не сможет, — ухватившись рукой за спинку дивана, Клэри наклонилась к Джейсу и поцеловала его легким касанием губ.
Она почувствовала, как он вздохнул, когда небольшая искра проскочила между ними. Он провел своей щекой вдоль ее, их волосы спутались, рыжий и золотой. Клэри откинулась назад к нему. Языки пламени прыгали в камине, и часть их тепла просачивалась в кости Клэри. Она упирается в плечо, которое было отмечено белой звездой мужчин семьи Эрондейл, и она думала о всех тех, кто ушел раньше Джейса, чья кровь, кости и жизни сделали его тем, кем он был.
— О чем ты думаешь? — спросил Джейс. Он проводил рукой по ее волосам, пропуская выбившиеся кудри через пальцы.
— Что я рада, что рассказала тебе, — ответила Клэри. — А ты о чем?
Он молчал довольно долго, пока пламя поднимались и опускались. Тогда он сказал:
— Я думал о том, что ты сказала о Себастьяне и одиночестве. Я пытался вспомнить, каково это, быть в том доме вместе с ним. Он забрал меня по многим причинам, конечно, но половина из них — желание иметь компанию. Компанию из тех, кто, по его мнению, способен понять его, потому что мы были выращены в одинаковых условиях. Я пытался вспомнить, действительно ли я когда-либо на самом деле любил его, любил проводить время с ним.
— Я так не думаю. Из того, что я помню из пребывания там — ты никогда не вел себя непринужденно. Ты был собой, но не настоящим. Это сложно объяснить.
Джейс смотрел на огонь.
— Не то, чтобы сложно, — сказал он. — Я думаю, что существует часть нас, независимо даже от нашей воли или разума, и это была та часть, которую он не смог затронуть. Это никогда не был в действительности я, и он знал это. Он хочет симпатии, или настоящей любви, за то, кем он является. Но он не думает, что должен измениться, чтобы быть достойным любви; вместо этого он хочет изменить весь мир, изменить человечество, превратить его в то, что полюбит его. Он сделал паузу. — Прости за кресло психолога. В буквальном смысле. Мы с тобой в кресле.
Но Клэри углубилась в мысли. — Когда я просматривала вещи Себастьяна, я нашла письмо, которое он написал. Оно не было закончено, но адресовалось «моей прекрасной». Я помню, подумала, что это было странно. С какой стати ему писать любовное письмо? В смысле, он знает, что такое секс, в какой-то степени, и желание, но романтическая любовь? Не замечала в нем этого.
Джейс притянул ее поближе, аккуратно располагая на изгибе своего тела. Клэри не знала точно, кто кого утешает, просто его сердце спокойно билось напротив ее, и аромат мыла, пота и металла был таким знакомым и успокаивающим. Клэри мягко прислонилась спиной к Джейсу; изнеможение возобладало над ней и тянуло ее вниз, утяжеляя веки. Это были долгие, долгие день и ночь, и день перед этим. — Если я буду спать, когда мама и Люк придут сюда, разбуди меня.
— О, тебя разбудят, — сонно сказал Джейс. — Твоя мама подумает, что я пытаюсь тобой воспользоваться, и будет гоняться за мной по комнате с кочергой.
Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке.
— Я защищу тебя.
Джейс не ответил. Он уже заснул, ровно дыша рядом с ней; ритмы их сердец замедлились, чтобы слиться в один. Клэри лежала, не смыкая глаз, пока он спал, и, хмурясь, глядела на прыгающий огонь; слова «моей прекрасной» эхом отдавались в ее голове, как отголосок слов, услышанных во сне.
11 ЛУЧШЕЕ ПОТЕРЯНО
— Клэри. Джейс. Просыпайтесь.
Клэри подняла голову и почти вскрикнула, когда приступ боли пронзил её затекшую шею. Она заснула, свернувшись калачиком на плече у Джейса; он тоже спал, втиснувшись в угол дивана, с подложенной под голову курткой, вместо подушки. Рукоять его меча неприятно впилась в бедро Клэри, когда он застонал и выпрямился.
Консул стояла над ними, одетая в мантию Совета, не улыбаясь. Джейс вскочил на ноги.
— Консул. — произнес он таким достойным голосом, какой ему могли позволить его мятая одежда и светлые волосы, торчащие во всех возможных направлениях.
— Мы почти забыли, что вы двое были здесь, — сказала Джиа. — Заседание Совета началось.
Клэри медленно поднялась на ноги, разрабатывая мышцы спины и шеи. Её рот был сухой, как мел, и тело болело от напряжения и истощения.
— Где моя мама? — спросила она. — Где Люк?
— Я подожду вас в вестибюле, — сказала Джиа, не сдвинувшись с места.
Джейс засунул руки в рукава куртки.
— Мы сейчас же будем, Консул.