Город Победы

– Как я могу помочь? – спросила Пампа Кампана. – Я уже не живу здесь.

– Я не знаю, – ответила Юктасри, – но думаю, что погибну, сражаясь с розовыми захватчиками, и мне хочется, чтобы ты тоже была здесь.

– Это потому, что тебе нужна мама, – уточнила Пампа Кампана, – или потому, что ты хочешь, чтобы она тоже пала в битве?

– Не знаю, – ответила Юктасри, – возможно, и то и другое.

(В этом месте в рукописи “Джаяпараджаи” мы находим необъяснимый разрыв в повествовании. Возможно, автор уничтожила несколько страниц – может быть, из-за того, что ей было больно в деталях описывать противостояние с дочерью, просто потому, что Пампа Кампана задвинула на задний план эту личную историю, чтобы завершить свой рассказ о кризисе. В следующем фрагменте она резко обрывает сцену между матерью и дочерью и описывает свой второй визит к невидимой лесной богине Араньяни. Вот эта сцена – такая, как описала Пампа Кампана. Следует отметить, что это единственная во всем корпусе древней литературы сцена, когда лесная богиня предстала во плоти перед каким-либо человеческим существом.)

Она, Пампа Кампана, раскинула руки и назвала имя богини. Как и прежде, налетел вихрь, он словно укрыл ее покрывалом из листьев и унес в небеса. Там были злобные соколы-чилы, они снова кружили над верхушками леса, был и золотистый шар света, а она, Пампа Кампана, стояла на самой высокой ветке самого большого дерева в лесу. Однако на этот раз шар света распался в воздухе, и перед ней предстала Араньяни, она парила в небе, явившись перед Пампой Кампаной без прикрас – золотой короны или драгоценного сияния, исходящего от божеств, – а в простом платье жительницы лесов.

– Спрашивай, – велела она, как и прежде.

– Когда мне было девять лет, в меня вошла сама великая богиня Пампа, – начала Пампа Кампана, – и если во мне еще осталась ее частица, возможно, мое тело обладает большей силой, чем я думаю, и если выпустить ее наружу, я смогу присоединить ее к твоей, и вместе мы сможем избавить лес от этой чумы, что принесли с собой короткохвостые безволосые иноземцы.

– Да, эта сила внутри тебя, – сообщила ей Араньяни, – и эта сила значительно превосходит мою собственную. Я могу выпустить ее наружу. Но когда такая сила вырывается из человеческого тела, очень вероятно, что человеческое тело распадется. Если ты сделаешь это, я не могу обещать тебе, что ты останешься в живых.

– Я подводила своих дочерей на протяжении всей их жизни, – проговорила Пампа Кампана. – Хотя бы на этот раз я смогу ответить, когда один из моих детей просит меня о помощи.

– Есть кое-что еще, – рассказала Араньяни, – скоро наступит момент, когда боги удалятся из этого мира и перестанут вмешиваться в его историю. Очень скоро людям – да и обезьянам всех цветов радуги, раз уж на то пошло, – придется учиться справляться со всем без нас и самим творить собственные истории.

– Что станет с лесом, когда он перестанет находиться под твоим покровительством? – спросила Пампа Кампана.

– Он разделит горькую судьбу множества лесов, что ждет их в эру людей, – отвечала Араньяни. – Сюда придут люди и либо сделают здесь открытые всем ветрам сельскохозяйственные поля, либо дома и дороги, и, может быть, останется небольшой лес-призрак, и женщины будут говорить, смотрите, здесь сохранилась память о лесе Араньяни, а мужчины не станут им верить, или их это не будет заботить.

– И это не тревожит тебя?

– Наше время истекло, – сказал Араньяни, – теперь пробил ваш час. Так что даже если ты – или вышедшая из тебя богиня – и я вместе сможем победить в этой битве, после этого никто, ни животные, ни люди, уже не смогут рассчитывать на нашу защиту, или советы, либо помощь. Победа может быть настоящей, но при этом также временной. Ты должна это понимать.

– Навсегда – слово, лишенное смысла, – отвечала Пампа Кампана. – Сейчас – единственное, что меня волнует.