Город под созвездием Близнецов

Ночь стирает ступени к каналам
И сжимает в ладонях мосты,
Чтобы снег покрывал город валом,
Чтобы улицы были пусты.

Чтоб светили оранжево лампы,

Пробиваясь сквозь горечь пурги.
Город грёз в освещении рампы,
Где на сцене не видно ни зги.

А в домах обновляют портьеры,

Заменяя рисунок на день.
Всё решает простецкая вера,
Романтизм и крадущая тень.

А в домах заменяют прохожих,

Не наживших совместной судьбы.
Снег колотит ушедших по коже,
По гримасе поджатой губы.

А в домах оставляют святое —

То, что в церковь с собой не возьмёшь:
Тело, мытое сном от постоя,
От навязчивых шуток и рож.

Ночь считает счастливых по окнам,

Не закрытым от гомона вьюг,
Апельсиновым пролитым соком
Завершая предутренний круг.

Змейка и Змеелов

Ты идёшь за спиною у снега,
Повторяя за вьюгой слова:
«Жизнь без страсти невзрачна и пега,
Как пожухлая – в осень – трава».

Я танцую на крохотной сцене,

Где вмещается карий рояль,
Повторяя: «Любовь лишь в обмене!» —
И бросаю подснежно вуаль.

Ты сидишь на «лоскутьях» скамейки,

Выплетая из сердца смешок:
«Сколько силы в танцующей змейке!
Обхватить бы стремительность ног!»

Я скольжу между светом и тьмою,

Оживляя засохший миндаль:
«Капля яда вдруг станет росою,
Если чувства изведают даль».

Мы идём за спиною у снега,

«Запалив» белый иней ветвей.
«Посмотри, пляшет в вечности Вега!»
Сколько в мыслях на вечер затей!

Белый кит

Город дышит сквозь лужи —
Белым китом осторожным,
Значит, кому-то нужен
Образ его подкожный.

Значит, под стук вокзалов

Он – альбиносом – светит,
Чтобы в разливах залов
Верить его примете.

Верить ушедшим в Лету,

Зная, что всё вернётся:
Души, дела, ответы,
Ангел, дворов «колодцы».

Верить, что арки – к счастью

Крутят полночным небом,
Что божий дар – ненастье —
Важен, как ломтик хлеба.

Верить, что люди-реки

Склонны дразнить потопом,
Зная, что «человеки»
Мерят их сущность лотом.

Верить в фонтан китовый,

Бьющий до Тау-смыслов…
Было в начале слово,
Радуга-коромысло.

Я крашу свои сумерки лиловым

Я крашу свои сумерки лиловым,
Похожим на тональный карандаш.
Прошедший день пусть ляжет под основу, —
У женщины ночной такая блажь.

Стрижом залётным подведу я веки,

Чтоб удлинить мерцание в глазах,
Ведь в них желаний берега и реки,
И цельность «ню» на выжженных камнях.

Как малахитно стелются закаты —

Разводами воссозданных небес!
Идущую по тонкому канату
Зовут упавшие наивным словом «бес».

И усмиряют сердце бестолково,

Сражаясь с яркой страстью и сурьмой,
Комедию играя трёхгрошово,
Представив жизнь горбатой и кривой.

Я крашу свои сумерки лиловым…

Белый сон