Город под созвездием Близнецов

Белый сон. Снег не тает на веках.
Хрусталём – перезвоном – зима.
Сколько нужно тепла человеку,
Чтобы выжечь страданье дотла?

Белый сон. На ресницах – сугробы.

Мнутся в сердце огни-снегири.
Как же въелась промёрзлая роба
В откровение слова «смотри»!

Белый сон. Укрывается осень

Постоянством незваных гостей.
А в глазах – в хрустале – зреет просинь,
Отпустившая двух лебедей.
Синее – в чёрном. Трилик – на доске

Тень корабля – на бегущей волне.

Тень от пера – между ритмами строк.
Тень от кита – на погасшей луне,
Там, где Пилат даже с псом одинок.

Дерево жизни – запалом в свече.

Горечь полыни – среди васильков.
Город златой – в медно-красном ключе,
В том, что закрыл в клетку грифов и львов.

Дервиш – в самуме молитв и кругов.

Старый колодец – изнанкой ведра.
Рыбы и хлеб – чудеса средь песков;
Вечных повторов – мессий «кожура».

Синее – в чёрном. Трилик – на доске.

Древняя святость – привычкой земной.
Жёсткость желаний в объёмном мазке,
В том, что тенями бежит за волной.

Промокший очкарик

Мой город сегодня – промокший очкарик
С коричневым шарфом на правом плече,
Крутящий в ладони от «Зингера» шарик
И скромно молящийся жизни-свече.

Играет на флейте осеннее «море» —

От нежных романсов до «луж» Шевчука,
И мирит погоды, которые в ссоре,
И зонт ставит серый для лап паука.

Мой город смеётся над кучей названий,

Прилепленных гордо, с стыдом иль взахлёб.
Он просто живёт, колотя сердцем зданий
О гулкий туман и о треснувший лёд.

Былое

Посвящается Сергею Есенину

Почему-то сентябрь вдруг поставил пластинку
На забытый в чулане смешной граммофон,
Чтобы пить чай под «круги» и горечь рябинки,
Опираясь спиною на мрамор колонн.

И, шипя, потекло безвозвратно былое:

Паучком зацепилась на «поле» игла,
И возник силуэт в платье дивного кроя,
И мечта рыжесть кос наконец обрела.

И на патину строк «золотого» поэта,

Что ронял в синеву обнажённость берёз,
Пали листья кленовые с примесью света,
С неразгаданной тайной из смеха и слёз.

Старый альбом и луна в бокале

Старый альбом с пожелтевшими фото,
Глянец, усохший до скрипа песка.
В них угасает мелодия Рота,
Словно морщинки на коже виска.

Кто-то ушёл – насовсем или ближе,

Просто сменил знак прописки своей.
Время годa наши бусами нижет,
Каплями полнит забвенья ручей.

Руки листают у жизни страницы,

С прошлым общаясь, как прежде, на ты.
Кто-то на фото был звонкой «синицей»,
Кто-то чинил «огневые» мосты.

Светлый бокал отдаёт пустотою,

В нём нет ни капли густого вина.
Старые фото – с тимьяном настои,
Плавает в них одиноко луна.

Десятый год