– Я не трусиха, – возмущаюсь я.
– Бояться не стыдно, – замечает Финдли. – Но одно дело – бояться, а совсем другое – струсить и
Я гляжу на Лару, а она разводит руками.
– Спасибо, но нет, – говорит она. – Замок замечательный, это потрясающая достопримечательность, – прибавляет она, не отводя от меня глаз, потом переводит взгляд на Джейкоба и снова на меня. – Только помни, что я тебе говорила.
– А можем, – подхватывает Джейкоб, – просто посидеть дома, в тепле, выпить чаю с кексом и полистать комиксы.
– Понимаешь, – Финдли видит, что я колеблюсь, – нельзя приехать в Эдинбург и не побывать в замке.
– Мы можем посмотреть и отсюда, – замечает Джейкоб, указывая на скалу.
– Неужели тебе совсем не любопытно? – гнет свою линию Финдли.
Конечно же, мне очень любопытно. Я еще ни разу не бывала в настоящем замке. К тому же, из головы не выходят слова Лары о предназначении, а руки до сих пор покалывает, после того как я отослала того человека.
– Ну? – продолжает Финдли. – Что скажешь?
Я смотрю на Джейкоба.
Мне любопытно посмотреть замок, но я не хотела бы оказаться там без своего друга, и не только потому, что могу застрять в Вуали. Сегодня утром, когда его не оказалось рядом, было так странно. Казалось, будто кто-то отрезал мою тень.
Хотя Джейкоб не просто моя тень.
Мы с ним сообщники.
Я герой, он – мой помощник (или
Возможно Джейкобу просто хотелось, чтобы ему предложили выбирать. Потому что он подмигивает мне и усмехается.
– Ладно. Я все равно уже перечитал все комиксы, а попробовать кекс все равно не смогу.
Улыбнувшись, я поворачиваюсь к Финдли:
– Хорошо. Идем в замок.
Глава девятнадцатая
Эдинбургский замок построен на высоком утесе и словно парит надо
Пока мы карабкаемся, Финдли без умолку рассказывает о многочисленных знаменитых привидениях замка. С каждым новым сюжетом его глаза загораются все ярче. Тут и волынщик, заблудившийся в лабиринтах замка, и воины, которые погибли во время осады, и безголовый барабанщик, и заточенные в подземельях пленники, и женщина, обвиненная в колдовстве и сожженная на костре. С каждым новым рассказом, с каждой ступенькой вверх Вуаль становится тяжелее. Это вес истории, воспоминаний. И всего того, что уже не здесь, но и не ушло.
Вслед за Финдли мы переходим по мосту через пустой ров и сквозь ворота входим на территорию замка.
При слове «замок» я всегда представляла себе огромный дом.
Но оказывается, что он больше похож на миниатюрный город.
Мы все еще на улице, а вокруг высокие каменные стены и множество невысоких построек – одни с плоскими крышами, другие со скатами, а все вместе похоже на какое-то средневековое фэнтези.
– Класс! – выдыхает Джейкоб.
Краем глаза я замечаю, как трепещет серая завеса Вуали. Если перейти на ту сторону, что я увижу? Меня так и разбирает любопытство. Но я уже знаю, что это не просто любопытство. Это тяга предназначения. Сердце колотится. Я обеими руками сжимаю фотоаппарат.
Я замечаю, что остановилась, только когда Финдли начинает оглядываться.
– Сюда! – кричит наш гид. Он проводит нас сквозь то, что называется «порт-кулис» [3]. Это особые воротца, похожие на половину открытой пасти с острыми стальными зубами.
Мы поднимаемся все выше, выше, выше, на самый верх, во внутренний двор с пушками. Здесь полно туристов. Видно продюсерам не удалось договориться, чтобы такое популярное место закрыли на время съемок.
– Я их не вижу, – беспокоится Джейкоб, но Финдли уже устремился к зубцам крепостной стены. Я не понимаю, на что он смотрит, и только подойдя, вижу, наконец, какой вид оттуда открывается.
Вид – это не то слово. Мы забрались очень высоко, постройки замка остались где-то позади, внизу – отвесная скала, настоящий обрыв. А еще ниже, как на ладони, весь Эдинбург.
– Ух ты, – говорит Джейкоб.
– Ух ты, – эхом отзываюсь я.
– Видишь? – сияет Финдли. – Я ж говорил, что дело того стоит.
И он прав.
У меня просто дух захватывает. Не поверите, но в кои-то веки я даже не пытаюсь сделать снимок, я понимаю: фотографии никогда не передать того, что я вижу. И я просто облокачиваюсь о парапет и любуюсь. Вуаль колышется и подергивается, и я прикрываю глаза, представляя, будто слышу отдаленный топот солдатских сапог, пушечную канонаду, заунывную мелодию волынки и…
Пение.
Я холодею.
– Наверное, это ветер.
Но это не ветер. Мы высоко, и ветер действительно есть, но тот звук совсем другой.
Это тот самый голос.