Глава двадцатая
– Кэсс… Кэссиди! О боже, Кэссиди, да очнись же!
Я открываю глаза и вижу серый свет.
Не сразу, но вспоминаю, где нахожусь, а еще через секунду понимаю, что лежу на спине. Я смотрю на тусклые, скользкие камни тюремного потолка.
Рядом со мной на корточках сидит Джейкоб, он крепко держит меня за плечо, и я понимаю: что-то не так. Ведь я не просто чувствую его хватку – мне больно. Его рука такая же плотная, как и моя.
– Что случилось? – спрашиваю я, но выходит только невнятное бормотание.
Джейкоб помогает мне сесть. Я оглядываю себя и потрясенно ахаю: я стала блеклая, как старая фотография, как Джейкоб, как любой другой призрак по ту сторону Вуали. Но отсутствие цвета – не главное, что меня поразило. Свет, тот ровный синевато-белый свет у меня в груди
И вдруг – будто прорвало плотину – я разом вспоминаю все.
Женщина-Ворон в Красном.
Ее рука тянется к моей груди.
Яркая ленточка намотана на ее пальцы.
Следом всплывает другое воспоминание: Лара стоит, прижав руку к груди.
Пошатываясь, я встаю на ноги, голова идет кругом.
– Где она?
Тюремные камеры вокруг забиты призраками узников, но я их почти не замечаю, ковыляю к лестнице, поднимаюсь во двор.
На квадратном плацу полным-полно привидений – солдаты со штыками, изящно одетые кавалеры, дамы, затянутые в корсеты. Но Женщины-Ворона нигде не видно.
Я тянусь к Вуали, чтобы отбросить ее и вернуться в мир живых. Но пальцы хватают только воздух.
Снова?
Только не это.
– Кэссиди, – зовет Джейкоб, но мне нужно сосредоточиться.
Я закрываю глаза и стараюсь представить серую ткань, завесу у себя в руке, и…
…хватаюсь за что-то совсем легкое, но все же…
Открыв глаза, я судорожно вздыхаю, увидев в руках Вуаль. Пытаюсь отдернуть ее, но не могу.
Не могу найти место, где завеса разделяется.
Потому что она
Неудивительно, что призракам так сложно проникнуть в наш мир и оставить там хоть какой-то след.
Но я-то не призрак.
Я – промежуточница. Ходящая. Пересекающая Вуаль.
Одной ногой я стою здесь, другой там.
Я должна вернуться.
Джейкоб что-то говорит, но я ничего не слышу, в ушах гул от охватившей меня паники.
И новое потрясение – я вижу
Она идет по двору, по другую сторону Вуали. Но я вижу ее, ясно и четко, будто в тумане появилось окно. Красный плащ. Черные волосы. Свет моей жизни у нее на пальце.
Женщина-Ворон глядит на меня сквозь Вуаль и улыбается.
Потом отворачивается и смешивается с толпой.
Я не должна позволить ей вот так уйти.
Нельзя ее отпускать.
Но она уже ушла, а я осталась здесь, биться о Вуаль, которая под моими руками становится все плотнее – уже не ткань, а стена.
Наконец голос Джейкоба пробивается ко мне.
– Прости, Кэсс! Я пытался предупредить тебя, что это западня. Не надо было бросаться мне на помощь.
– Я не могла по-другому.
Мой голос звучит слабо, я и сама едва его слышу. Снова гляжу на свои руки. Они совсем не такие, какие должны быть. Не такие яркие. Не такие цветные. Не такие реальные.
– Нет! – восклицает Джейкоб с неожиданной силой. – Ты не противоположна жизни! Ты только
Обычно это я отвлекаю Джейкоба от мрачных мыслей. И хотя он слишком переигрывает, чтобы вот так запросто поверить тому, что он говорит, на душе становится чуть легче. Он дал мне хоть что-то, за что можно уцепиться.
– Кэссиди!
Я оглядываюсь. Звук раздается издалека, Вуаль искажает голос, он звучит пронзительно, пискляво. Но я его знаю. Всегда знала.
И вдруг паника накатывает с новой силой.
– Мамочка! – кричу я в ответ, но мой голос звучит глухо, как сквозь вату. Ей никогда меня не услышать.
Я прижимаюсь к Вуали, стараюсь выглянуть из мира мертвых в страну живых. Как будто окунаешь лицо в миску с водой: воздуха нет, все выглядит расплывчато и колышется.
– Кэссиди!
Это папа. Сначала тон у них спокойный, как бывает, когда они знают, что я рядом, и просто окликают. Как будто я просто отошла. Как в прошлый раз. Но постепенно голоса родителей становятся все громче, напряженнее, в них звенит тревога.
– Я здесь! – кричу я изо всех сил, и все, кто есть во дворе – мужчины и женщины в старинных одеждах, – поворачиваются ко мне.