Старик улыбнулся голыми деснами и взял в руки бубен. Инструмент протяжно завибрировал. Древний шаман прикрылся бубном и медленно начал его опускать, приоткрывая завесу дюйм за дюймом. Лицо лопаря тут же стало превращаться в ужасные маски: морщины заходили волнами, гоняя десятки, сотни чужих кошмарных лиц. Карху закрыла глаза, успокаиваясь. Руки ее расстегнули широкий пояс с многочисленными бляшками и цепочками. Серебряные и железные кольца зазвенели, лаская слух красавицы и… гостей.
Я потянулся к ягоде, но замер с первым отрывистым ударом в бубен.
Так неистово старик еще не играл. Бубен вертелся в узловатых руках. Колотушка прыгала по знакам. Гейду закачалась в трансе. Я, напротив, боялся пошевелиться. Воздух в веже загустел. Тени ожили, приобретая зловещие контуры. Заструились вокруг меня, нагоняя объем и кружа в бешенном хороводе, в неистовой пляске, вылетали в открытый дымоход вежи. Я видел, как каждая тень получала лицо от деда и как чужие руки тянутся ко мне. Трогают. Обдают холодом, целуя и гримасничая в смехе. Стены вежи качались, ходили ходуном, впуская и выпуская из себя все новых рожденных демонов.
Первой в шкуры упала Карху.
Бубен зазвучал глуше, заканчивая игру. Старик закачался, глядя на меня. Глаза его периодически закатывались, и белки демонически посверкивали в темноте. Последняя тень улетела в дымоход. Вежа окаменела.
– Проводник, – сказал старый нойд и улыбнулся мне. – Сильный сайвугадче[22]! Веди меня! Я готов.
Я попытался улыбнуться в ответ, но мимика не слушалась. Старик медленно завалился на бок. Бубен откатился к стене, издавая глухой звук.
Я посмотрел в очаг и пламя съежилось, уменьшаясь в размере.
Глава 10
Не знаю, к чему был готов шаман, я так точно ни к чему готов не был. Посидел. Посмотрел на кули неподвижных тел. И с первым душераздирающим криком в ночи, поднялся на ноги. Человек истошно вопил, зовя на помощь. Молил о пощаде. Призывал Господа и добрых христиан. Надеялся на чудо. Верил в лучшее. И не хотел умирать.
Я точно знал, что никто к нему не придет на выручку. Как бы он слезно не плакался и не верил в чудо.
Никто. Кроме меня.
Я ведь хотел исповедоваться. Чем не повод пойти на выручку и не посмотреть, что происходит?
Яркая луна освещала дорогу. Снег хрустел при каждом быстром шаге. Последняя вежа темнела слишком разительно от других, и захлебывающиеся крики как раз шли оттуда. Ускорился. Рядом запрыгал большой светло-серый волк. Я даже остановился от потрясения. Зверь тоже. Посмотрел на меня адскими глазами и облизнулся, не пытаясь атаковать. Оскалился. Улыбнулся что ли? Я убрал руку с рукоятки ножа и сказал, стараясь соответствовать моменту:
– Беги дальше по своим делам, волк. Живи своей важной жизнью не в пустую.
Волк фыркнул и продолжил движение, только вместе со мной, держась одного направления, но не приближаясь.
– Не знаю, что у тебя на уме, а у меня есть долг перед каждым священнослужителем. Воспитан я так, – продолжал на ходу уговаривать дикого зверя, больше говоря самому себе. – Меня потом в рай не пустят. А это важно. В этом смысл бренного существования. Понимаешь?
Волк не понимал.
– Тебе-то зачем влезать к чертям? Порвут, и как ты потом будешь к собачкам бегать? Подумай! Оценил? – волк не ответил и даже не обернулся. Может уже спешил к собачкам? Но что-то подсказывало обратное. Чужая настойчивость злила. – Настырный, – я мотнул головой. – Изволь, дружок. Дело твоё! Как знаешь, но потом не говори, что я тебя не предупреждал.
Последние метры к веже волк преодолел скачками, припадая низко к снегу. Тени стаей шарахнулись с бревенчатых стен, разлетаясь в разные стороны, и хищник погнал их по погосту, кружась с демонами в бешеном хороводе. Поднялся ветер, и следом за ними пополз снег, крутясь воронками, быстро перебирая лапами невиданного чудовища, стараясь нагнать визжащую кавалькаду.
Я удивился: один волк забрал почти всех на себя и никого мне не оставил, сейчас посмотрю, как там поп, и побегу на выручку. Две минуты – я быстро – потом догоню снежное чудовище, уничтожу и устрою кровавую бойню всем остальным. Я толкнул дверь в плохонькую избушку и вошел, плотно закрывая за собой сколоченные криво доски. Отпустил ременную петлю. Глаза быстро стали привыкать к полумраку. Очаг мигнул раскалёнными углями и высветил на полу большое грузное тело священника. Он дрыгал руками и ногами, уже слабо сопротивляясь рвущей его твари из черного дыма. Я сделал шаг к ним, и тень сразу метнулась в мою сторону, зависая столбом мрачной смерти. Ужасное кривляющееся лицо-маска опустилось ко мне, в упор рассматривая и оценивая. Я вглядывался в черные глазницы, в размывающиеся темной дымкой скулы и хмурился, признавая в твари своего дядьку.
– Прохор?! – пробормотал я изумленно, и тут же тень вцепилась в мою голову, закрутила и с чудовищной силой швырнула в стену.
Под грохот падающих мисок и ломания полок, дико заверещал священник:
– Бесы!!! Бесы! Господи, спаси и помилуй.