Город страшной ночи

Отдельно этот особняк стоял,
            Вокруг цветы струили аромат,
Хоть дом забор высокий окружал,
            Раскрыты были створки тяжких врат
И свет лежал под каждым здесь окном,
Что дивно в этом Городе Ночном.

Но, освещенный, дом был страшно тих,
            Как прочие все сгустки темноты,
Быть может, церемоний потайных
            Обряд творился здесь средь немоты,
Печальные такие торжества,
Что вздохи запрещают и слова?

К террасе вольной ряд ступеней вел,
            Где дверь раскрытая бросала свет:
Был сумрачен и строг просторный холл,
            До сводов крепом траурным одет,
Двух лестниц марши были в холле том,
Чьи балюстрады — в трауре ночном.

Из зала в зал я все переходил,
            Живую душу попусту ища, —
Но каждый крепом черным убран был,
            И посередь — алтарь, пред ним — свеча
Один и тот же озаряла лик —
Так женский образ предо мной возник:

Лицом прекрасна и совсем юна,
            Любима жизнью, в пестрый хоровод
Веселья и любви вовлечена,
            Не знала черных дум, земных забот —
Светились в ореоле золотом
Портреты ее в сумраке ночном.

Тут услыхал я шелест чьих-то слов:
            Зашел в часовню — пологом сплошным
Здесь был по стенам траурный покров.
            Под сводом стлался благовонный дым.
На низком ложе белом, вся в цветах,
Со свечками в ногах и в головах,

Она лежала, полотна бледней,
            Покорно руки на груди сложив,
Застыл мужчина скорбный перед ней,
            Молитвенно колена преклонив.
Распятье смутное над алтарем
Едва белело в сумраке ночном:

«Обители все сердца моего,
В которых образ милый твой живет,
Черны от скорби вечной о тебе.

Святилище, что в тайниках души
Воспоминанья о тебе хранит,
Черно от скорби вечной о тебе.

Коленопреклонен, с крестом в руке,
Я все гляжу на милое лицо,
Ужасное в бесстрастности своей.

У тела твоего недвижно жду,
Как изваянье, сутки напролет,
Собой изображая боль и скорбь,

Не в силах двинуться, пока ты спишь,
И что-то шепчет — не прервешь ты сна,
И в камень тихо обращаюсь я.

Была бы Смерть мила, чтоб скорбь забыть,
И ненавистна — ведь забуду я
Твой облик, что всего дороже мне.

Ни жизнь, ни смерть — вот ясный выбор мой,
С тобою обе рядом навсегда,
Так водворись хоть в счастье, хоть в скорбях».

Так монотонно он одно твердил,
            Глаз не сводя с прекрасного лица,
И лишь губами еле шевелил.
            Я выскользнул бесшумно из дворца —
Вот что за торжество пришло в тот дом,
Так освещенный в Городе Ночном.

XI