Город в осенних звездах

Едва я вошел в пивную, на лестнице раздались торопливые шаги, и в зал спустился Сент-Одран, — этакий вояка в высоких сапогах с пистолетами во всех карманах и мешочком с порохом, прикрепленным к поясу, — во главе четырех наших юных друзей, также вооруженных до зубов, подобно шайке пиратов. Шевалье отдавал на ходу распоряжения и был так увлечен сим занятием, что не сразу заметил меня; когда же заметил, то застыл в комическом изумлении.

— Боже правый! Вы уже спасены! — Он едва ли не оскорбился подобному повороту событий.

— Скорее отпущен с миром, — немного утешил я шевалье. — Безумие герра Клостергейма оказалось гораздо проницательнее и утонченнее, нежели у племянничка ландграфини. — Я уселся в уголке у старой железной печки.

Меня до сих пор трясло. — Мы проговорили всю ночь напролет. Были известия от Монсорбье?

— Кровь господня! Я и забыл. Он же нас ждет!

— Нет, не ждет. Он даже и не появлялся в назначенном месте.

Сент-Одран помрачнел.

— Монсорбье не трус. Должно быть, он скоропостижно скончался или, по крайней уж мере, свалился в горячке. — За спиной у него, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, стояли четверо наших юных радикалов, разочарованные не меньше, чем мой партнер. Впрочем, их можно было понять: ведь они предвкушали такое приключение! — Нужно кого-то послать к нему. — Шевалье нахмурился. — Но он, кажется, не оставил адреса.

— Он, без сомнения, сам нас разыщет. — Тут фрау Шустер подала мне бокал с подогретым вином, и я с благодарностью осушил его. — А что, барон лично сопроводил вас до дома?

— Послал двоих головорезов. Из тех, что вчера захватили нас. Но еще до того, как я отбыл, он немного собрался с духом. И даже дал мне понять, что если мы будем и дальше вытягивать денежки у его милой тетки, денежки, предназначенные ему в наследство, это может закончиться очень трагично.

— Он не послушался Клостергейма? Стало быть, он гораздо храбрей, чем я думал.

— Или гораздо глупее, что вероятнее. Барон наш из тех людей, которые всегда понимают приказы хозяев своих буквально, но при этом еще почитают себя этакими хитроумными злодеями, если им вдруг удастся измыслить способ, как букву сию обойти. А если его обвинить в чем-то подобном, так он еще искренне изумится.

— Вы полагаете, он будет пытаться убить нас?

— Скорее, попытается подстроить нашу трагическую гибель. И, вероятно, весьма неуклюже. — Сент-Одран улыбнулся и распустил пояс со шпагой. — Но Бог с ним, с бароном. Кто меня действительно интересует, так это Клостергейм. Почему он нас спас? Он ничего не сказал? Я так понял, что имя ваше ему знакомо.

— Друг мой, он тоже требует, чтобы мы взяли его пассажиром на летающий наш фрегат. Так же, как и ландграфиня, он безоговорочно верит в то, что Миттельмарх существует!

Сент-Одран уселся на скамью и принялся отцеплять жабо.

— Может быть, мы его все-таки и построим, фрегат. Похоже, у нас есть все шансы удвоить свое состояние только продажей кают!

— И рейсом к каким-нибудь сказочным землям по вашим мифическим картам? — Я рассмеялся гораздо громче, чем шутка того заслуживала. — Куда мы отправимся, Сент-Одран? К мирам, коие воображает себе Клостергейм? В Миттельмарх, где займемся мы поисками ландграфининого супруга? А наш таинственный инвестор? Может быть, принц Майренбургский имеет намерение основать некую империю в Преисподней? А еще господин, предлагающий нам водород… куда он захочет, чтоб мы его отвезли? В какой-нибудь Кокейн, сказочную страну изобилия и праздности?

Фрау Шустер уже подавала завтрак и делала нам настойчивые знаки. Я поднялся, чтобы пересесть за стол.

А потом я лишился чувств. Сам даже не помню, как я упал прямо на Сент-Одрана. Должно быть, то просто сказалась усталость, но беспамятство обратилось тяжелым сном, и во сне мне явились видения: Клостергейм, суровый и мрачный, меч с какою-то птицею, заключенной в сияющей рукояти, чаша, изливающая ослепительный свет. И она- владычица моего сердца. Либусса гладила мою грудь и дышала мне в ухо, а я был беспомощен под ее ласками, точно змея в корзине у брамина, и проснулся в знакомой уже трясине холодного пота.

Где Монсорбье? Дрался я с ним и был ранен? Я не мог различить, где был сон, а где — явь. Облака расступились над башенками Майренбурга. В окно лился серебряный свет луны. Я сел на постели, стянул с себя промокшую от пота рубашку, вымылся в холодной воде, что серебрилась в фарфоровой чаше, и вспомнил, что всю прошлую ночь проговорил я с Клостергеймом, что Монсорбье не явился получить свою сатисфакцию и даже потом не послал секундантов своих с извинениями. Какой-то алхимик или натур-философ пообещал снабдить нас с Сент-Одраном горючим газом, необходимым, чтобы поднять наш корабль в воздух. И все в один день.