Все, что требовалось сделать, — это убить его. Совершенно очевидно. Дождаться, пока они усядутся в противоположном углу комнаты, подбежать, оттолкнув Лауру-Луизу, схватить его и выкинуть из окна. И выпрыгнуть следом. «В Брэмфорде мать убивает ребенка и себя».
Спасти мир Бог знает от чего. Сатана знает от чего.
Хвост! Пробивающиеся рожки! Ей хотелось закричать, умереть.
Она так и сделает, выбросит его и выпрыгнет сама.
Теперь все они ходили кругами. Приятный вечер с коктейлями. Японец фотографировал. Фотографировал Гая, Ставропулоса, Лауру-Луизу с ребенком на руках.
Она отвернулась, не желая этого видеть.
Эти глаза! Как у зверя, как у тигра, совсем не как у человека!
Конечно, он ведь и не человек. Он… он какой-то получеловек.
А каким он казался очаровательным, милым, до того как открыл свои желтые глаза! Заостренный подбородок немного похож на подбородок Брайана, очаровательный ротик, восхитительные оранжево-рыжие волосики… Было бы приятно взглянуть на него еще разок, если бы он только не открывал свои желтые звериные глазки.
Розмари попробовала чай. Это действительно оказался чай.
Нет, она не сможет выбросить его из окна. Это же ее ребенок, кто бы там ни был его отец. Нужно найти кого-нибудь, кто бы понял ее, вот что нужно сделать. Кого-нибудь вроде священника. Да, вот решение — священник. Эту задачу должна решать церковь. С этим должен разбираться папа вместе со своими кардиналами, а не глупенькая Розмари Рейли из Омахи.
Убийство — грех, неважно, кого убивают.
Розмари отхлебнула еще чаю.
Малыш начал всхлипывать из-за того, что Лаура-Луиза качала колыбельку слишком быстро, и, как и следовало ожидать, эта идиотка принялась качать еще быстрее.
Розмари терпела, сколько могла, потом встала и подошла к колыбельке.
— Убирайся отсюда, — приказала Лаура-Луиза. — Не приближайся к нему.: Роман!
— Вы качаете слишком быстро, — объяснила Розмари.
— Сядь, — отрезала Лаура-Луиза и обратилась к Роману: — Убери ее отсюда. Пусть находится там, где ей полагается.
— Она его слишком быстро качает, поэтому он хнычет, — возразила Розмари.
— Не суй нос не в свое дело! — прикрикнула Лаура-Луиза.
— Пусть Розмари покачает Его, — решил Роман.
Лаура-Луиза вытаращила на него глаза.
— Давай садись с остальными, — приказал Роман, встав за пологом колыбельки. — Пусть Розмари покачает Его.
— Но она же способна…
— Сядь с остальными, Лаура-Луиза.
Оскорбленная, она зашагала прочь.
— Покачай Его, — предложил Роман, улыбаясь Розмари.
Он толкнул колыбельку в ее сторону, придерживая за полог.
Розмари неподвижно стояла, глядя на него.
— Вы пытаетесь… заставить меня стать его матерью.
— А разве не ты Его мать? Ну же. Покачай Его, пока Он не перестанет жаловаться.
Она покорно сжала пальцами обмотанную черным ручку. Несколько секунд они вдвоем качали колыбельку, потом Роман отпустил, и она продолжала качать одна, нежно, неторопливо. Она посмотрела на ребенка, встретила взгляд его желтых глаз и отвернулась к окну.
— Надо смазать колесики. Может быть, и это тоже его беспокоит, — предположила она.
— Так и сделаю, — согласился Роман. — Вот видишь? Он перестал жаловаться. Он знает, кто ты.
— Не говорите ерунды.
Розмари снова посмотрела на малыша. Он наблюдал за ней. Теперь, когда она была подготовлена, глаза уже не казались столь ужасными. Тогда ее ошеломила именно неожиданность. В каком-то смысле глаза были даже красивы.
— Какие у него ручки? — спросила Розмари, не переставая качать.
— Очень хорошенькие, — ответил Роман. — У него есть коготки, но очень маленькие, жемчужного цвета. Варежечки нужны только, чтобы Он не поцарапался, а не потому что на ручки неприятно смотреть.
— Его, кажется, что-то беспокоит, — заволновалась Розмари.
Подошел доктор Сапирштейн:
— Ну прямо вечер сюрпризов.
— Уходите, иначе я плюну вам в лицо, — сказала Розмари.
— Уходи, Эйб, — попросил Роман, и доктор Сапирштейн, кивнув, ушел.
— Ты тут ни при чем, — обратилась к малышу Розмари. — Твоей вины тут нет. Я сержусь на них, потому что они обманывали меня, лгали мне. Не надо так беспокоиться, я не причиню тебе зла.
— Он это знает, — заявил Роман.
— Тогда почему у него такой взволнованный вид? Бедняжка. Только взгляните на него.
— Одну минутку. Я должен заняться гостями. Сейчас вернусь.
Роман отошел, оставив ее одну.
— Честное слово, я не причиню тебе зла, — уговаривала Розмари ребенка. Нагнувшись, она развязала воротничок распашонки. — Лаура-Луиза слишком туго завязала, да? Я сделаю попросторнее, чтобы тебе было удобно. У тебя очень острый подбородок, тебе это известно? У тебя странные желтые глазки, зато острый подбородок.
Она поудобнее завязала ему распашонку.
Бедняжка.
Не может же быть, что он уж совсем плохой, это просто невозможно. Даже если он и был наполовину Сатаной, то разве не был он также наполовину обычным благоразумным человеческим существом, происшедшим от нее? Если она будет бороться против них, оказывать доброе влияние наперекор их дурному…
— А знаешь, у тебя есть собственная комната.
Розмари развернула одеяло, которое тоже было замотано слишком туго.