Когда в июне 1962 года Розмари впервые приехала в Нью-Йорк, она поселилась в нижней части Лексингтон-авеню вместе с еще одной девушкой из Омахи и двумя девушками из Атланты. Хатч был их соседом, и хоть он и не пожелал полностью принять на себя отцовские обязанности, как им бы того хотелось (он уже воспитал двух дочерей и с него этого было более чем достаточно), в критический момент он все же всегда, оказывался рядом; например, в ту ночь, когда кто-то взбирался по пожарной лестнице, или тогда, когда Джин чуть не задохнулась. Это был пятидесятичетырехлетний англичанин по имени Эдвард Хатчинс. Под тремя разными псевдонимами он написал три разных цикла приключенческих книжек для мальчиков.
Розмари он оказывал неотложную помощь другого рода.
Из шестерых детей она была самой младшей, пятеро других рано обзавелись собственными семьями и поселились неподалеку от родителей; дома, в Омахе, у нее остались злой, подозрительный отец, молчаливая мать и четверо негодующих братьев и сестер (лишь второй по старшинству, Брайан, страдавший алкоголизмом, сказал: «Давай, Роузи, поступай так, как сама хочешь», — и сунул ей целлофановый пакет, в котором было 85 долларов). В Нью-Йорке Розмари вдруг стало казаться, что она сама во всем виновата, что она эгоистка, и Хатч подбадривал ее, отпаивая крепким чаем, пространно рассуждая о проблемах детей и родителей, о долге человека перед самим собой. Ему она задавала вопросы, которые были бы совершенно немыслимы в католической средней школе; он заставил ее прослушать вечерний курс философии в Нью-Йоркском университете. «Дайте время, и из этой неотесанной цветочницы я сделаю герцогиню», — сказал он, и у Розмари хватило сообразительности ответить ему в тон: «Черта с два!»
Теперь почти каждый месяц Розмари и Гай обедали вместе с Хатчем либо у них дома, либо, если была его очередь, в ресторане. Гай считал Хатча скучноватым, но относился к нему всегда сердечно. Его покойная жена приходилась двоюродной сестрой драматург Теренсу Рэттигану, и Хатч с Рэттиганом переписывались. Гай знал, что связи, пусть даже косвенные, в театре часто имеют решающее значение.
В четверг на той же неделе, когда они осматривали квартиру, Розмари и Гай обедали с Хатчем «У Клюбе», в маленьком немецком ресторанчике на Двадцать третьей стрит. Во вторник вечером они назвали миссис Кортез его имя в ответ на просьбу указать трех людей, готовых дать им необходимые рекомендации, и Хатч уже получил запрос и отправил ответ.
— Меня так и подмывало написать, что вы наркоманы или грязнули, — сказал он, — или нечто подобное, что вызвало бы отвращение в душе управляющего многоквартирным домом.
Они поинтересовались, почему.
— Не знаю, известно ли вам это, — сказал он, — но в начале века Брэмфорд пользовался весьма дурной славой. — Он поднял глаза и, увидев, что они ничего не знают, снова заговорил. (У него было широкое открытое лицо с задорно сверкавшими голубыми глазами, несколько прилизанных прядей черных волос прикрывали лысину). — Помимо разных Теодоров Драйзеров и Айседор Дункан, в Брэмфорде проживало еще и немало менее привлекательных особ. Именно там сестры Тренч ставили свои маленькие диетические опыты, а Кит Кеннеди устраивал приемы. И Адриан Маркато там жил, и Перл Эймз тоже.
— Кто такие сестры Тренч? — спросил Гай, а Розмари поинтересовалась:
— Кто такой Адриан Маркато?
— Сестры Тренч были настоящими викторианскими леди, которые иногда занимались людоедством. Они приготовили и съели нескольких маленьких детей, включая племянницу, — ответил Хатч.
— Как мило, — заметил Гай.
Хатч повернулся к Розмари:
— Адриан Маркато занимался черной магией, — сказал он. — В девяностых годах прошлого века он произвел сенсацию, заявив, что ему удалось вызвать живого дьявола. Он демонстрировал пригоршню шерсти и обрезки когтей, и, судя по всему, кое-кто ему поверил; по крайней мере число этих людей оказалось достаточным, чтобы образовать в вестибюле Брэмфорда толпу, которая набросилась на Маркато и едва не убила.
— Ты шутишь, — сказала Розмари.
— Я абсолютно серьезен. А через несколько лет началась история с Китом Кеннеди, и к двадцатым годам дом наполовину опустел.
Гай сказал:
— Мне было известно и про Кита Кеннеди, и про Перла Эймза, но вот что и Адриан Маркато там жил, я не знал.
— И эти сестры, — подхватила Розмари, поежившись.
— Только в результате второй мировой войны из-за нехватки жилья дом вновь оказался полностью заселенным, — сказал Хатч, — и теперь постепенно превращается в этакий престижный Величественный Древний Многоквартирный Дом; а в двадцатые годы его называли «Черный Брэмфорд» и благоразумные люди предпочитали держаться от него подальше… Дыня для дамы, не так ли, Розмари?
Официант подал закуски. Розмари вопросительно взглянула на Гая, тот нахмурил лоб и быстро покачал головой: «Подумаешь, только не позволяй ему пугать себя».
Официант отошел.