Город Великого Страха

Они повесили шторы, оклеили бумагой полки, проследили за тем, чтобы в спальне пол покрыли ковром, а в коридоре — белым линолеумом. Они раздобыли переносный телефонный аппарат, который можно было включать в три разных гнезда, оплатили счета и сообщили на почте, куда переадресовывать корреспонденцию.

Переехали они 27 августа, в пятницу. Джоан и Дик Джеллико прислали в подарок большое растение в горшке, а агент Гая — маленькое. От Хатча пришла телеграмма: «Брэмфорд превратится из «плохого» дома в «хороший», когда на одной из его дверей появится табличка: «Р. и Г. Вудхаус».

ГЛАВА 3

А потом Розмари пребывала в приподнятом, деятельном настроении. Она купила и повесила занавески, отыскала для гостиной викторианскую лампу под стеклянным абажуром, развесила по стенам в кухне сковородки и кастрюльки. Однажды она обнаружила, что четыре доски, найденные ими в кладовке в коридоре, — это не что иное, как полки, которые крепятся на приделанных к боковым стенкам брусочках. Она оклеила их полосатой пленкой, а когда вернулся Гай, продемонстрировала ему кладовку для белья, где все было аккуратно разложено по полочкам. На Шестой авеню она нашла универсальный магазин, а на Пятьдесят пятой стрит — китайскую прачечную, куда можно будет сдавать простыни и рубашки Гая.

Гай тоже был очень занят, каждый день куда-то уходил, как все другие мужья. После Дня труда вернулся его преподаватель по риторике; каждое утро Гай занимался с ним, а после обеда обычно шел пробоваться на роли в разных пьесах и рекламных программах. За завтраком, просматривая в газете страницу о театре, Гай становился раздражительным — все были на гастролях: кто играл в «Небоскребе», кто в «Невозможных годах», кто в спектакле «А чтоб тебя, кошка!», кто в «Жарком сентябре» — и только он один сидел в Нью-Йорке, довольствуясь жалкими остатками от рекламы «Анасина»; но Розмари знала, что очень скоро он найдет себе какую-нибудь хорошую роль, и поэтому молча ставила перед ним кофе и молча брала почитать другую часть газеты.

С сероватыми стенами и оставшейся от прежней хозяйки мебелью детская пока больше напоминала кабинет. Чистые, свежие желтые с белым обои появятся позднее. Образец вместе с рекламной фотографией «Сакс», изображавшей колыбельку и комод, Розмари уже оставила у «Пикассо’з Пикассоз».

Она написала своему брату Брайану, желая поделиться с ним своим счастьем. Кроме него, никто в семье не обрадовался бы; теперь все — родители, братья, сестры — относились к ней враждебно, не желая прощать ей: 1) того, что она вышла замуж за протестанта, 2) того, что они устроили лишь гражданскую свадьбу, 3) того, что ее свекровь уже дважды разводилась, а теперь была замужем за евреем и жила в Канаде.

Для Гая она приготовила vitello tonnato, цыпленка Маренго, испекла слоеный пирог с кофейно-шоколадной начинкой и целую вазу незамысловатого печенья.

* * *

Прежде чем увидеть миссис Кастивет, они ее услышали; услышали через стену в спальне, как она грубоватым голосом с характерным для среднезападных штатов акцентом кричала:

— Роман, ложись! Уже двадцать минут двенадцатого. — А через пять минут: — Роман? Когда пойдешь ложиться, принеси мне шипучку из корнеплодов!

— А я-то думал, кино про мамулю и папулю Кеттл больше не снимают, — сказал Гай.

Розмари неуверенно засмеялась. Она была на девять лет моложе Гая и не всегда понимала, на что он намекает.

Они познакомились с Гульдами из квартиры «7-Эф», которые оказались приятной пожилой парой, с Брюнами и их сыном Вальтером из «7-Си», которые говорили с немецким акцентом. В коридоре они улыбались и кивали Кэллоггам из «7-Джи», мистеру Стейну из «7-Эйч» и господам Дюбэн и Де Ворэ из «7-Би»… (По табличкам под звонками и по адресам на письмах, лежавших на ковриках перед дверью лицом кверху, — Розмари читала их безо всяких угрызений совести — она сразу же узнала, как кого зовут.) Каппы из «7-Ди» не показывались, и почты никакой не было, видимо, после лета еще не вернулись; а Кастиветы из «7-Эй», которых было хорошо слышно («Роман! Где Терри?»), но не видно, вероятно, либо жили очень замкнуто, либо приходили и уходили всегда в разное время. Их дверь находилась как раз напротив лифта и поэтому не составляло труда ознакомиться со всем, что лежало на коврике. Они получали авиапочту из удивительно большого числа мест: Хэвик в Шотландии, Ланжак во Франции, Виториа в Бразилии, Сеснок в Австралии. Они выписывали и «Лайф», и «Лук».

Розмари и Гай не обнаружили никаких признаков сестер Тренч, Адриана Маркато, Кита Кеннеди, Перла Эймза или современных продолжателей их дела. Дюбэн и Де Ворэ были гомосексуалистами, все же остальные казались самыми обыкновенными людьми.

Из квартиры, которая, как обнаружили Гай и Розмари, некогда составляла большую, переднюю часть их собственной, до них почти каждую ночь доносился резкий акцент среднезападных штатов.

— Но нельзя быть уверенным на все сто, — возражала женщина. И потом: — Если хочешь знать мое мнение, нам вообще не стоит говорить ей, вот мое мнение!