Город Великого Страха

Оказалось, что Хатч тоже видел спектакль, а поэтому Розмари пригласила Джоан Джеллико, которая призналась ей за обедом в «Бижу», что они с Диком расходятся, так как кроме адреса у них не осталось больше ничего общего. Известие расстроило Розмари. Вот уже несколько дней, как Гай отдалился от нее. Нервничал, мысли его были заняты чем-то, о чем он не желал ни забыть, ни рассказать ей. А может быть, и между Джоан и Диком разрыв начинался вот так же? Она разозлилась на Джоан, которая была слишком накрашена и хлопала чересчур громко в этом маленьком театре. Не удивительно, что они с Диком не могли найти ничего общего: она была экспрессивная и вульгарная особа, а он — сдержанный и чуткий человек; начнем с того, что им вообще не следовало жениться.

Когда Розмари вернулась домой, Гай только что принял душ. Он был более оживленным и не таким задумчивым, как всю неделю. Настроение у Розмари сразу же поднялось. Пьеса оказалась еще лучше, чем она ожидала, сообщила она, и жаль, что Джоан и Дик разводятся. Но они ведь действительно совершенно разные. Ну а как сцена из «Подожди до темноты»? Великолепно. Он с ней справился.

— Черт бы побрал этот корень танниса, — выругалась Розмари.

Им пропахла вся спальня. Горьковатый, резкий запах проник даже в ванную. Розмари взяла на кухне кусочек алюминиевой фольги, в три слоя плотно завернула амулет и, чтобы не проникал запах, закрутила края фольги.

— Думаю, через несколько дней залах ослабнет, — сказал Гай.

— Да уж лучше бы. — Розмари попрыскала в комнате дезодорантом. — Иначе я эту штуку выкину и скажу Минни, что потеряла.

Они занимались любовью — Гай был энергичен, как зверь, а потом через стену Розмари слышала, что у Минни и Романа гости: то же фальшивое невыразительное пение, как в прошлый раз, все так же сопровождаемое звуками то ли флейты, то ли кларнета, словно какой-то религиозный обряд.

* * *

Нервное возбуждение сохранилось у Гая и в воскресенье; он сколотил полки, в кладовках спальни устроил подставки для обуви и пригласил актеров, игравших в «Лютере», к Моо-Гоо-Гаю-Вудхаусу[4]; в понедельник он покрасил полки и подставки для обуви, разрисовал скамеечку, которую Розмари отыскала где-то в магазине подержанных товаров, отменил занятия с Домиником и все время прислушивался к телефону, каждый раз успевая подбежать раньше, чем отзвенит первый звонок. В три телефон снова зазвонил, и Розмари, которая в это время пыталась по-новому расставить стулья в гостиной, услышала, как он заохал: «Боже мой, не может быть. Ах, бедняга».

Она приблизилась к двери в спальню.

— Боже мой, — повторил Гай.

Он сидел на кровати с трубкой в одной руке и банкой растворителя «Ред девил» в другой. Он не смотрел на Розмари.

— И даже не представляют, в чем причина? Боже мой, это ужасно, просто ужасно. — Он слушал, что говорили на другом конце провода, потом выпрямился. — Да, готов. — И чуть позже: — Да, хорошо. Мне очень неприятно, что таким способом, но я… — Он снова замолчал. — Об этой стороне дела вам лучше поговорить с Алланом (Аллан Стоун был его агентом), но я уверен, что никаких проблем не будет, мистер Вейс, по крайней мере, с нашей стороны.

Он получил. То самое, «значительное». Розмари в ожидании затаила дыхание.

— Вам спасибо, мистер Вейс. И, пожалуйста, сообщите мне, если будут какие-то новости. Спасибо.

Он повесил трубку и, закрыв глаза, сидел не шевелясь, рука оставалась на телефоне. Он был бледен, походил на мумию или на поп-артовскую восковую статую в настоящей одежде, с настоящим реквизитом — настоящим телефоном и настоящей банкой растворителя.

— Гай? — позвала Розмари.

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

— Что произошло? — спросила она.

Он заморгал и очнулся от задумчивости.

— Дональд Бомгарт, — проговорил Гай. — Он ослеп. Он проснулся вчера и… он не видит.

— Не может быть.

— Сегодня утром он пытался повеситься. Сейчас он в Бельвю, ему дают успокоительное.

Они напряженно смотрели друг на друга.

— Я получил роль. Ничего себе способ… — Его взгляд упал на банку, которую он держал в руке, и он поставил ее на ночную тумбочку: — Вот что, мне надо прогуляться. — Он поднялся: — Извини. Мне правда нужно выйти на улицу, осознать все это.

— Я понимаю. Конечно, иди, — сказала Розмари.

Он в чем был, не переодеваясь, прошел по коридору, и за ним мягко захлопнулась дверь.

Розмари направилась в гостиную, размышляя о несчастном Дональде Бомгарте и везучем Гае, о везучих Розмари и Гае, ведь эту роль заметят, далее если постановка окажется неудачной, за ней последуют другие, может быть, даже в кино; дом в Лос-Анджелесе, сад, где растут пряности, трое детей с разницей в два года. Бедняга Дональд Бомгарт, да еще это дурацкое имя, которое он не поменял. Он, наверно, хороший актёр, раз его предпочли Гаю. И вот он в Бельвю, слепой, хочет покончить с собой, и ему дают успокоительные.