Город Великого Страха

— Ощущение было таким сильным. Я была просто уверена, что что-то случилось. И Джини, наконец, сказал: позвони и выясни.

— Как у него дела?

— Отлично.

— А дети?

— Обычные синяки и царапины, а в общем, все хорошо. Кстати говоря, у меня будет еще один, знаешь?

— Нет, я не знала. Когда? («У нас тоже скоро будет», — подумала Розмари.)

— В конце марта. Как муж, Розмари?

— У него все в порядке. Он получил важную роль в новой пьесе, скоро начнутся репетиции.

— Слушай-ка, а папу ты хорошо разглядела? Там, наверно, такое творится.

— Да, — сказала Розмари. — Я смотрела телепередачу. В Омахе, наверно, тоже показывают.

— По телевизору? Ты не захотела пойти посмотреть?

— Нет.

— Серьезно?

— Серьезно.

— Подумать только, Розмари. Да известно ли тебе, что мама и папа собирались лететь туда к вам, чтобы посмотреть, правда, не смогли, потому что будет голосование по поводу забастовки и папа должен поддержать резолюцию. Но очень многие полетели: Донованы, Дот и Сэнди Уоллингфорд… А ты живешь прямо там и не пошла посмотреть!

— Теперь религия не имеет для меня столь большого значения, как когда-то дома.

— Н-да-а, видимо, это неизбежно.

Розмари почти услышала непроизнесенное «когда ты замужем за протестантом» и перевела разговор:

— Очень мило с твоей стороны, Маргарет, что ты мне позвонила. Тебе не о чем беспокоиться. Я здорова и счастлива как никогда.

— Чувство было такое сильное. Сразу как только проснулась. Я так привыкла заботиться о вас, детях…

— Передавай всем привет. И скажи Брайану, пусть ответит на мое письмо.

— Да, Розмари…

— Что?

— Все еще не могу отделаться от этого ощущения. Посиди сегодня вечером дома, хорошо?

— Вот именно это мы и собираемся сделать, — отозвалась Розмари, окидывая полунакрытый стол.

— Вот и хорошо. Береги себя.

— Обязательно, и ты тоже, Маргарет.

— Хорошо. До свидания.

— До свидания.

Розмари снова стала хлопотать возле стола, испытывая приятное чувство щемящей тоски по Маргарет, Брайану и остальным братьям и сестрам, по Омахе и по безвозвратно ушедшему прошлому.

Накрыв на стол, она приняла ванну, напудрилась и надушилась, накрасила глаза и губы, уложила волосы и надела красивую темно-красную шелковую пижаму, которую Гай подарил ей на прошлое Рождество.

* * *

Гай вернулся поздно, уже после шести.

— У-м-м, — сказал он, целуя ее. — Ты такая хорошенькая, что даже съесть хочется. Ну так как, а? О, черт!

— Что?

— Про пирог забыл.

Он просил ее ничего не готовить на десерт, пообещав принести свое самое любимое блюдо — тыквенный пирог от «Хорна и Хардарта».

— Убить себя готов. Ведь я проходил мимо двух чертовых забегаловок, не одной, а двух.

— Ничего страшного, — успокоила его Розмари. — У нас есть сыр с фруктами, а лучше этого на десерт все равно ничего не придумаешь.

— Нет, лучше всего тыквенный пирог от «Хорна и Хардарта».

Он пошел умываться, а Розмари сунула в духовку противень с фаршированными грибами и приготовила подливку для салата.

Через несколько минут, застегивая воротничок синей велюровой рубашки, Гай появился в дверях кухни. Он немного нервничал, глаза горели, как в тот первый раз, когда, они собирались вместе лечь в постель и он уже знал, что это произойдет. Розмари было приятно видеть его таким.

— Из-за твоего дружка папы сегодня никуда не проедешь, — пожаловался он.

— Видел что-нибудь по телевизору? Прекрасный репортаж.

— У Аллана мельком видел что-то. Стаканы в морозильнике?

— Да. Он произнес потрясающую речь в ООН. Он сказал: «Пусть больше не будет войны».

— Ерунда. Слушай-ка, на вид совсем неплохо.

Они сидели в гостиной, пили «гибсон» и ели фаршированные грибы. Гай сунул в камин мятую газету, щепы для растопки и два брикета прессованного угля.

— Горит пустозвонство, — сказал он, чиркнул спичкой и запалил газету.

Высоко взметнулось пламя, и вспыхнула щепа. Из камина повалил темный дым, окутывая каминную полочку и поднимаясь к потолку.

— О, господи! — воскликнул Гай и стал нащупывать рукой заслонку.

— Краска! Краска! — закричала Розмари.

Гай открыл заслонку, а включенный на вытяжку кондиционер рассеял дым.

— Никто, ну просто ни один человек не зажигает сегодня камин, — сказал Гай.

С коктейлем в руке Розмари опустилась на колени и, глядя на искрящиеся, объятые пламенем угли, воскликнула:

— Как здорово! Надеюсь, это будет самая холодная зима за восемьдесят лет.

Гай поставил пластинку Кола Портера в исполнении Эллы Фицджеральд. Они ели меч-рыбу, когда раздался звонок в дверь.

— Черт возьми! — выругался Гай.

Он встал, сбросил салфетку и пошел открывать. Розмари прислушалась, наклонив голову.

Открылась дверь, и Минни сказала: «Привет, Гай» и еще какие-то слова, которые было невозможно разобрать. «Только не это, — подумала Розмари. — Не впускай ее, Гай. Не сейчас. Не сегодня».

Говорил Гай, потом опять Минни:

— …лишнее. Нам не потребуется.

Снова Гай и снова Минни. Розмари перевела дух. Слава богу, она вроде бы не собиралась заходить.

Двери закрыли, заперли на цепочку (хорошо) и на засов (хорошо!). Розмари в ожидании смотрела, а Гай, самодовольно улыбаясь, бочком прошел в дверь, держа руки за спиной.