Город заблудших

Мои слова заставляют его перестать бормотать одно и то же.

— Чего? — спрашивает он.

— Ты еще жив?

— Что за бред? Конечно, я еще жив. Мне нужна помощь, черт возьми. Мне нужно… черт, я не знаю, что… что мне нужно… — Карл замолкает. — А кто это?

— Это Джо, — отвечаю я, и облегчение, которое накатило от того, что он не такой, как я, тут же тонет в волне новой тревоги. — Ты сказал, что ты в беде.

— Джо? Я облажался, старик, — говорит он. — Надо было послушать.

— Да-да, это мы уже выяснили. — Такой разговор ни к чему не приведет. По телефону я ничего толком не выясню. — Где ты?

— Э-ээ… кажется, в номере отеля. Да. — Я слышу какой-то шум, будто Карл споткнулся, а потом открыл какой-то ящик. — Я в «Марриотте». Кажется, это тот, который возле аэропорта. — Карл выдает мне адрес, будто на автомате, и номер комнаты на пятом этаже. — Почему я здесь, Джо? Что со мной случилось? Я не помню, не помню.

— Крепись, — отзываюсь я. — Приеду, как только смогу.

Днем дорога на аэропорт забита. К тому моменту, как я заезжаю в парковочный гараж отеля, проходит почти час.

В фойе отеля весьма просторно, все в мягких желтых и темно-красных тонах. Создается общее впечатление, будто попадаешь в большой торговый центр. А на выходе можешь оказаться и не в Лос-Анджелесе вовсе, а в Нэшвиле или Ньюарке.

Я спешу на пятый этаж, но стараюсь не привлекать внимания. В коридоре никого, по обе стороны — закрытые двери.

Номер Карла в самом углу, на дверной ручке висит табличка «Не беспокоить». Я стучусь.

— Карл, — тихо говорю я, прижавшись башкой к двери. Хрен знает, кто может оказаться в соседнем номере. — Это Джо. Открывай.

Карл приоткрывает дверь, насколько позволяет цепочка. В комнате темно, поэтому рассмотреть его лицо трудно. Занавески там явно задвинуты.

— Джо? — шепотом спрашивает он. — Это ты?

— Да, Карл, я. Впусти меня.

— Нет. Она снова пытается меня одурачить. Это не ты.

— Кто тебя пытается одурачить, Карл?

— Какой-то мужик, — рассеянно говорит он. — Нет, баба. Джо, это ты? — Он прижимается лицом к щели между косяком и дверью, и я, офонарев, делаю шаг назад.

Это Карл, но не тот Карл, которого я знаю. У него такое лицо, будто он прожил на улице последние лет десять. Изможденное и потрепанное. Он явно исхудал, и вокруг башки у него наволочка, как у больного раком, облысевшего после химии.

— Я, Карл, я, — отвечаю я.

У него в глазах страх, замешательство и ужас. Он сует в щель пальцы, и я сжимаю их. По его щекам текут слезы.

— Дай мне зайти, Карл, — говорю я, — и я о тебе позабочусь.

____________________

Полчаса в темной комнате я слушаю бормотание Карла. Я включал свет, но он заорал как резаный. Говорит он бессвязно. События, которые он мне описывает, ничего общего с хронологией не имеют, а прыгают в рассказе, как припадочные кузнечики. Как будто кто-то разбил Карла на тысячи осколков, а потом склеил их в неправильном порядке.

В конце концов мне кое-как удается слепить пазл. После нашей ссоры в спортзале Карл полез выяснять, что случилось с Саймоном и со всеми, кого нашли в каньоне. Заработался допоздна и в рекордные сроки сумел раскопать кое-какие следы. Он собирался с кем-то встретиться и… Это все, что он помнит до того, как очнулся в этом номере. Он понятия не имеет, с кем собирался поговорить. Мужчина это был или женщина. Когда он пытается вспомнить, я по глазам вижу, что ему больно. Как будто он борется с мигренью. Этот взгляд я уже видел. Точно такой же, как у уборщиков в доме в Бель-Эйр, когда они пытались вспомнить, кого еще видели в особняке.

— А потом я оказался здесь, — говорит Карл. У него очередной момент просветления. Но за последние полчаса я уже четыре раза такие моменты видел, так что знаю: этот долго не продлится. — Я пытался уйти, но не могу.

Я смотрю на дверь. Там ничего такого нет, что бы держало его внутри. Я же как-то вошел.

— Как это?

— Больно, — просто отвечает Карл.

— В смысле голова болит?

Он качает головой:

— Если бы. Это ерунда. Каждый раз, когда я пытаюсь выйти, я как будто горю. Словно душа выгорает. Так больно — словами не передать.

— А если я тебя вынесу?

У Карла распахиваются глаза, он трясет головой:

— Нет-нет, господи, нет. Они уже пытались, когда пришли за мной. Я кричал, а они меня били. Снова и снова. Когда они меня били, было не так больно.

— Минуточку, притормози, — говорю я. — Кто-то приходил до меня? Кто? — Проверяю цепочку — на месте. Смотрю в глазок.

Карл смеется:

— Их там нет. Им и не надо. — Он прикасается к наволочке на голове. — Два мужика и ребенок. Утром приходили. Пацаненка будто волки воспитывали. Его на поводке держали.

— Один из них размером с меня? А второй старик?

— Ага, точно.

— Старика зовут Нейман. Двух остальных Арчи и Болван, — говорю я.

Видимо, Карл вплотную подобрался к тому, что происходит, раз привлек внимание Неймана и они его выследили. Я поднимаю руку Карла. Она в пигментных пятнах. За один день он потерял килограммов пятнадцать и постарел лет на тридцать.

— Это они с тобой сделали? — спрашиваю я.

Он качает головой: