Город заката

Месяц отдыха и половодье праздников.
Розы, шиповник, плюмерия отцветают,
их ароматы слабеют и оттого печальны.
Месяц Юпитера, катящегося слезой по скуле,
месяц полной луны, висящей над городом,
как великолепный улей — мыслей, томлений,
              грез.
Эти пчелы собирают нектар с наших душ.
В лунном свете руины особенно прекрасны.
Черепица обрушенных кровель похожа
              на чешую.
Ангелы проносятся над улицами,
заглядывают в окна и, помешкав,
вытаскивают из них за руки души.
Некоторых возвращают обратно.

V

Гемула спит безмятежно, простыня
чуть колышется над ее дыханием.
Лунный луч гадает по ее ладони.
Горлинка в кроне вздрагивает во сне.
Облака проплывают на водопой к морю.
Гемула утром потягивается перед окном.
И склоняет голову, когда луч надевает
              на нее корону.
В полдень в саду плачет, как птичка, котенок.
Но Гемула не слышит, перебирая вместе
              с Шопеном
в четыре руки клавиши; грудь ее полнится
              колоколом звука,
руки колышутся, пальцы бегут сквозь вечность.

VI

Жаркий воздух движется в кронах сосен.
Немецкая колония полна тени и кипарисов.
Гемула обнимает весь воздух руками.
Дочь аптекаря Занделя, храмовника, почившего
вместе с соратниками на берегу Аделаиды,
еще до войны умерла от туберкулеза. С тех пор
каждую ночь возвращается в эти руины,
чтобы погладить двух львов у порога отчего дома в
Эмек Рефаим — Долине Гигантов,
месте, где когда-то обитали двухсаженные
              големы —
сделанные еще Сифом солдаты-великаны.

VII

Под ней проносятся купола, минареты,
              мечети…
Бога не только нельзя представить,
но и Храм Его невозможно узреть.
Гемула пролетает над Сионскими воротами
и аккуратно присаживается на кровле,
под израильским флагом. Внизу
в лучах прожекторов среди молящихся
женщин больше, чем мужчин. Гемула
заглядывает одной, молодой, через плечо,
силясь прочесть. Но тут пролетавший ангел
сердито грозит ей и прикладывает палец к устам.
И Гемула послушно отправляется восвояси.

VIII

Жизнь на середине. Мысли о смерти, точней,
об отсутствии страха. О том, что пейзаж
теперь интересней портрета. Особенно
если от моря подняться в пустыню.
Вади Дарга зимой несет воды,
собранные с лика Иерусалима,
в Мертвое море. Готика отвесных склонов,
скальные соборы, — с их кровли отказался
              шагнуть
Иисус. Стоит заблудиться в пустыне, чтобы
встретить себя. Смерть — это объятия
              двойника.

IX