Город заката

Главное, чему научил двадцатый век, —
              выживанию.
Ибо основная часть войны — молчание погибших.
Война, которую мы знаем, нам известна со слов
              выживших.
Да и то — говоривших о ней неохотно. Победа
в их глазах была торжеством, но не избавленьем.
В двадцатом веке метрополии покинули
              провинции
и междоусобье разграничили по дланям рек,
по позвоночникам горных хребтов или
провели границы рейсшиной. Ода радости
освобожденных народов была заглушена
плачем по цивилизации, ибо в такие места
цивилизация возвращается только вместе
              с войной.
Средневековые святые навсегда замолкли при
              виде
ипритовой дымки. Ядерный гриб над Хиросимой
выжег им глаза. С тех пор у нас развязаны руки.

VII

Теперь, как дождаться мессии? Окажется ли
он человеком? Группой соратников? Героем
социальных сетей? Великим анонимом?
Или целой эпохой? Неужели на белом осле
он въедет в замурованные Золотые ворота?
Когда из разбомбленного зоопарка Газы
сбежали любимицы детворы — зебры,
работник умело раскрасил ослов.
И дети были рады. Так как же
приготовиться и услышать поступь Машиаха?
Как не упустить момент? Бог видит
нашими глазами. Руки наши — Его.
История — божественное откровение.
Камни Иерусалима — срубленные головы
библейских великанов. Туча над ними
понемногу приобретает форму быка,
принесшего спящую Европу
к алтарю будущего Храма. Время
замедляется, подобно кораблю, неслышно
приближающемуся к причалу.

64

ДЕНЬ ДЕВЫ

Когда в Иудейской пустыне к каменным ваннам
на дне пересохшего вади, к зеленым зрачкам
в выглаженных водным потоком глазницах
слетаются на водопой тучи капустниц —
белое облако психей порхает в скальных
              уступах,
составляя твой силуэт. О, как мне стерпеть
твое появление? Как не кинуться с кручи,
чтобы достичь? Готические раскаленные скалы
устья реки, взрывающейся половодьем зимой:
из пустыни и со склонов Иерусалима
к Мертвому морю несется вода,
смешанная со щебнем, землей и валунами.
Сели грохочут в преисподней, ворчат.
Пустыня, в которой однажды я встретил себя
и был им искушаем, хранит молчание.
Горы тянутся под облаками стадом
мастодонтов кубизма. Тени ложатся, бегут,
будто по поверхности какой-то другой планеты.
Земля в этих краях неузнаваема.
Ливни стихают, и пустыня оживает эфемерами,
маками. Но скоро зеленая дымка блекнет,
горы затягиваются пепельным серебром,
и приходит день, когда белые бабочки вьются,
садятся тебе на волосы…
И солнечный сноп погружается в ртутное море.

65

КАТЯЩИЙСЯ КАМЕНЬ

Гавриэлю Левину

I