Поскольку скрыть эти предметы довольно затруднительно, всегда находились шутники, интересовавшиеся: «А где же лошадь?» и взахлеб смеявшиеся собственной шутке. Сегодня Джорджия едва замечала подобных шутников, хотя по привычке вела им счет.
— Всего трое, — пробормотала она, садясь в автобус, шедший от станции метро до конюшен. — Должно быть, теряю форму.
Привычный запах конюшен заставил ее немедленно вернуться мыслями к Реморе, где лошадей едва не обожествляли, даже если они не были крылатыми. Большую часть прошлой ночи — или предшествующего ей дня, если пользоваться временем Талии — она провела, беседуя с Люсьеном и Чезаре о ди Кимичи, Беллеции, Странниках и магии. Теперь она не могла дождаться, когда вновь вернется туда и побольше узнает о Скачках, владевших, кажется, умами всех горожан. И конечно же, снова увидит Люсьена.
Разговор их закончился тем, что Люсьен посоветовал ей не странствовать каждую ночь, иначе она страшно переутомится. Помимо того, он предупредил, что ворота, ведущие из ее мира, заведомо неустойчивы. Он сам, Детридж и таинственный Родольфо, явно величайший герой в глазах Люсьена, работали над повышением их устойчивости, но всё равно могло случиться, что, даже пропустив неделю, она обнаружит, что в Талии прошел всего лишь день.
Но хватит ли у нее сил упустить хоть один шанс вновь увидеться с ним? Здравый смысл подсказывал, что надежд сблизиться с Люсьеном у нее не больше, чем если бы он действительно умер. Собственно говоря, если речь идет о ее мире, то он и впрямь умер. И даже если бы она перенеслась в Талию и осталась там навсегда — а об этом, разумеется, нечего было и думать — вряд ли она когда-нибудь смогла бы стать ему больше, чем добрым другом. От воспоминания о том, какое у Люсьена было лицо, когда он говорил о юной герцогине Беллеции, Джорджии вновь стало невыносимо грустно.
Герцогиню, если Джорджия правильно запомнила, звали Арианной, и с ее рождением — она была дочерью предшествующей герцогини и Родольфо — связана была какая-то тайна. Люсьен стал другом Арианны задолго до того, как она узнала о своем происхождении. Тогда она была простой девчонкой на одном из островов Лагуны. Правда влипла наружу только после того, как была убита ее мать.
— Джорджия! — вырвал ее из транса чей-то голос. — Ты собираешься сегодня садиться в седло или всё утро простоишь во дворе?
Это была Джин, заведующая школой и один из наиболее симпатичных Джорджии людей на всем свете.
— Прошу прощения. Я унеслась было за много миль отсюда, — честно ответила Джорджия.
Фалько ди Кимичи был совсем один, если не считать прислуги. Ничто не мешало ему бродить по всему дворцу. Дворец этот, летняя резиденция ди Кимичи, расположенная в Санта Фине, милях в десяти от Реморы, был самым роскошным из всех принадлежавших герцогам Джильи замков. Построен он был вторым из герцогов, Альфонсо, дедом Фалько, который был так занят приумножением своих богатств, что женился лишь в возрасте шестидесяти пяти лет.
Несмотря на возраст, Альфонсо сумел стать отцом четырех сыновей — старшего, Никколо, в шестьдесят семь лет, а самого младшего, Джакопо, нынешнего властелина Беллоны, десятью годами позже. Герцог Альфонсо умер, когда ему было восемьдесят семь, за два с лишним десятка лет до появления Фалько на свет, оставив свой престол Никколо, которому тогда было всего двадцать. Рената, супруга Альфонса, была много моложе мужа, и Фалько помнил еще, как эта маленькая седовласая старушка ковыляла с палочкой по дворцу, с блестящими глазами выслушивая все новости о своих замечательных сыновьях и внуках, которыми она так гордилась.
«Даже мной», подумал Фалько. Из комнаты в комнату он переходил медленно, с трудом, опираясь на два костыля. Мысль эта не была характерна для него. Людей, вздыхающих и охающих над самими собой, Фалько не одобрял.
Он был всеми обожаемым младшим ребенком в богатом и влиятельном семействе, самым красивым притом во всей этой ветви ди Кимичи. Его отец, герцог Никколо, держа сына на руках через несколько минут после его рождения, уже строил планы относительно того, какие новые владения следует завоевать или купить, чтобы обеспечить красавцу-сыну достойный его титул.
У Фалько были три старших брата, одаренных каждый по-своему. Фабрицио и Карло были оба умны и красивы. Фабрицио идеально подходил на роль наследника престола, его интересовали политика и дипломатия, каждый день он проводил не один час, уединившись с отцом. У Карло, как и у основателя их династии, был склад ума, более присущий дельцу. Еще в раннем детстве, строя из кубиков игрушечные замки, он взимал с братьев плату, когда те размещали там своих оловянных солдатиков.
Из всех своих братьев Фалько больше всего любил Гаэтано, самого близкого к нему по возрасту и отнюдь не отличавшегося красотой. Строго говоря, большой нос и искривленный рот Делали его почти уродом. Говорили, что он похож на своего деда Альфонсо, построившего дворец в Санта Фине. Зато Гаэтано был самым умным из братьев и больше любого из них интересовался библиотеками Санта Фины и папского дворца их дяди.