Новая мелодия, которую через мгновенье заиграл Аурелио, была даже прекраснее предыдущей. Все слушатели были словно зачарованы ею. Слушая ее, Чезаре представлял себя скачущим на Архангеле, опережающим всех соперников и проносящим под восторженные крики всего округа Овна знамя победителя Звездных скачек. Лючиано музыка навевала воспоминания о матери и долгих вечерах, которые он проводил с нею в детстве. Джорджии она словно бы твердила слова о неразделенной любви и утраченных мечтах.
В душе Гаэтано эта мелодия породила видение женской красоты — некий сплав кузины Франчески, которую он хорошо Помнил, и герцогини Беллеции, образ которой он создал в своем воображении. Фалько, слушая музыку, чувствовал себя так, словно и впрямь перенесся уже в новую, лучшую жизнь. Этот день он запомнит до конца своей жизни. К нему возвратился брат, он снова ехал верхом на лошади, вновь лакомился мороженым Мандрагоры, а теперь наслаждался райскими звуками. Спустя два года жизнь его началась заново.
Тронут был даже Энрико. «Эта музыка напоминает мне о моей Джулиане, — вытирая рукавом слезы, прошептал он Диего. — О потерянной навсегда Джулиане.» И у Диего шевельнулась в душе какая-то сентиментальная струнка. Подружки у него не было, но, если бы была, сейчас бы он непременно подумал о ней.
Волшебство продолжало действовать еще добрую минуту после того, как Аурелио перестал играть. На этот раз монет в шляпе оказалось еще больше. Гаэтано поговорил с женщиной, которая подвела его к арфисту, опустившему руки и сидевшему сейчас совершенно неподвижно. Поняв, что музыки больше не будет, толпа начала расходиться.
Трое приезжих из округа Овна продолжали, однако, стоять, словно загипнотизированные.
— Великолепно, — сказал Гаэтано. — Надеюсь, вы посетите нас и сыграете для моего дяди. — Сняв с пальца перстень, он протянул его продолжавшему молчать музыканту. — В любое время явитесь с ним в папский дворец Реморы, и я обещаю, что вас и вашу спутницу примут там с королевскими почестями.
Пальцы Чезаре сжались на локте Лючиано. «Ди Кимичи», — прошипел он. Заклятье было разрушено.
— Или же, если желаете, можете летом посетить герцогский дворец в Джилье, — продолжал Гаэтано. — Герцог Джильи — мой отец. Он может обеспечить вам известность и славу.
— Быть может, вы предпочтете приехать вместо этого в Беллецию, — выступив вперед, сказал Лючиано. Джорджия была поражена. Перед нею был теперь не тот мальчик с мечтательными глазами, которого она когда-то знала, а богатый придворный, готовый соперничать с одним из этих страшных ди Кимичи.
— Я знаю, что герцогиня будет счастлива услышать вашу игру, — продолжал Лючиано. — Мне довелось быть учеником ее отца-регента, сенатора Росси, и я уверен, что он одобрит мое приглашение.
Арфист поднялся на ноги и передал перстень своей спутнице. Роста он был, как теперь стало ясно, очень высокого.
— Благодарю вас обоих, — сказал он, обращаясь к Гаэтано и Лючиано. — Я, однако, играю только для самого себя. Ни слава, ни деньги меня не интересуют.
Чезаре бросил многозначительный взгляд на вельветовую шляпу, но на Аурелио это не произвело да и не могло произвести никакого впечатления. Когда он повернулся своим бесстрашным лицом к собеседникам, они поняли, что его темно-голубые глаза ничего не видят. Он протянул руку к своей спутнице, приготовившейся увести его с площадки. Она перехватила взгляд Чезаре и молча приложила палец к своим губам.
Джорджия мгновенно поняла, что Аурелио не знает о сборе денег и что эта женщина — его сестра? его подруга? — не хочет, чтобы он об этом знал.
— Не уходите, — сказал Гаэтано. — У меня и в мыслях не было обидеть вас. Не согласитесь ли вы, по крайней мере, отправиться вместе с нами в наш дворец и немного подкрепиться?
— Чтобы подкрепиться, есть места и поближе, — твердо проговорил Лючиано. — Я буду счастлив, если вы окажете мне честь быть моими гостями. — Он и сам не знал, что так притягивает его к этому музыканту, но не собирался отступить и позволить ди Кимичи увезти его.
Лючиано и Гаэтано, глядя в упор друг на друга, стояли рядом со слепым музыкантом и его помощницей. Фалько, с трудом ковыляя, подошел к ним. Вместе с Джорджией и Чезаре, они образовали тесную группку в самом центре маленькой площади.
— Я был бы не прочь поесть и немного выпить, Рафаэлла, — сказал Аурелио.
Рафаэлла уже переложила серебро и перстень ди Кимичи в привязанный к своему поясу кошель и теперь подала шляпу Аурелио.
— Тогда пусть один из этих добрых синьоров угостит нас, — сказала она.
— Мне было бы приятнее, если бы это сделали они оба, — проговорил Аурелио. — Когда два претендента борются за один и тот же приз, они могут стать друзьями. — Он надел шляпу, примяв ею свои темные волосы. На эффект, произведенный его словами, Аурелио не обратил никакого внимания.
— Теперь ты видишь то, что можно увидеть только на похоронах Папы, — сказал Энрико своему новому приятелю. — Редкостное, прямо скажем, зрелище.
— О чем ты? — спросил Диего.