Двойняшки расстояние и времяменя признали названой сестрой,мы вместе роем из земли коренья,завариваем вяжущий настой,и в той же роще, в той же самой чаще,где прогорел под котелком костер,мы поднимаем глиняные чашкиза безграничный будущий простор.«Изжеванный плоский чинарик…»
Изжеванный плоский чинарикв ненужной ладони зажав,гляжу, как река начинаеткатиться навстречу баржам,как ветхие ржавые листья,раскачиваясь на воде,плывут от истока до устья,от никогда до нигде.«Когда автобус в пробке застревает…»
Когда автобус в пробке застревает,когда душа смерзается в комок,когда у рта дыханье застываетв колючий пар и дымка застилаетмой невеликий круглый городок,– я говорю: – Настала непогода, —а думаю, что все пошло ко дну,раз неопределимо время годаи ладогою выглядит свободаглядеть с моста на мутную волну.…мой невеликий круглый городок… ⇨ Париж без предместий, в границах кольцевой дороги, чуть больше, чем Москва в пределах Садового кольца.
«И только одного – по возрасту, видать…»
И только одного – по возрасту, видать,а экая была бы благодатьпо нашим милым западным Европампроехаться, как прежде, автостопом,как прежде: затемно добравшись за кольцо,зажмурясь от слепящих фар в лицои вовсе без надежды уповая,что вдруг притормозится легковая,и, простояв, казалось бы, века,внезапно изловить грузовика…А прочее я всё здесь испытала:как с Курского на юг – с Лионского вокзалав Венецию, Флоренцию и Рим,но лучше с Северного, где так сладок дым,– как прежде в Ленинград ночными поездами —и просыпаться утром в Амстердаме.…но лучше с Северного, где так сладок дым… ⇨ «Отечества и дым нам сладок и приятен» (Державин, «Арфа»); а также перифраз этой строки в «Горе от ума»: «И дым отечества нам сладок и приятен». С Северного вокзала тогда шли поезда не только в Амстердам, но и в Москву.
«Там, где пушкинская осень над тосканскими холмами…»
И. Б.
Там, где пушкинская осень над тосканскими холмами,там, где лавровая прозелень сквозь позолоту клена,теплый ветер октября, легкий парус корабля,удивлённа и доверчива перед ангелом Мадонна.Там, где стоптаны стопами изгнанничьими камни,там, за гулом автострады, оправдание светает,облака плывут на юг, в синем небе склянки бьют,зорю бьют, опять из рук ветхий Данте выпадает.Стихотворение посвящено Иосифу Бродскому и написано по случаю присуждения ему Нобелевской премии. Это радостное известие я услышала в Риме, находясь там на очередной диссидентской сходке; из Рима поехала во Флоренцию; все это отразилось в тексте стихотворения, и в первых публикациях под ним стояло: Рим, 22 октября – Флоренция, Сан-Марко – Париж. На самом деле оно было написано в одном только Париже и, более того, по заказу (единственный случай в моей жизни). Заказал его мне покойный Владимир Максимов для 3‐й стр. обложки «Континента» (где я время от времени печатала стихи более или менее общезначимого содержания). Я в первую минуту шарахнулась и практически отказалась, но потом оно написалось и стало одним из моих любимых.