Города и дороги. Избранные стихотворения 1956-2011

Вот мы и вышли из штопора,
и, подпирая крыло,
ровною штопкой заштопано,
синее небо светло.

Lumen, и coelis, и в инее
спит облаков молоко,
и на душе алюминевой
стало, как в детстве, легко.

Вот мы к земле приближаемся,
по́ лугу след колеса,
в мокрой траве отражаемся
взглядом назад, в небеса.

Lumen, и coelis… ⇨ «Lumen coelum, sancta Rosa! / Восклицал всех громче он» (Пушкин, «Жил на свете рыцарь бедный…»). Lumen – лат. свет, coelis – непонятно какой падеж, который я малограмотно образовала то ли от coeles (caeles) – небесный, то ли от coelum (caelum) – небо, имея в виду «свет небес» или «свет небесный»

«Уже за порогом…»

Уже за порогом,
уже за чертой,
уже по оврагам
томится настой
густою душой
отцветающих трав,
уже отошел
от платформы состав.

И прежним дорогам
не встретиться с той,
которая ляжет
уже за чертой,
пряма, как стрела,
и уже пролегла,
которая скажет:
иди же, не стой.

«Один прыжок – и за́ море…»

Один прыжок – и за́ море,
за самое за синее,
осинные глаза мои,
дерзания осенние,
весенние терзания,
и заново в рассеяньи
посеянное знаменье,
и за́ море – один прыжок.

«Речь моя, не река, а речушка…»

Речь моя, не река, а речушка,
я в грязи на берегу, точно чушка.

А она себе течет, течет мимо,
будто я ей вовсе не необходима.

Через камешки бежит – не споткнется,
пока устьем возле уст не сомкнется.

«По дороге на автобус…»

По дороге на автобус
ударяет по ноздрям
упоительное – то бишь
тот же взмах по Моховой,
тот же дар, что был не сказкой
и опять не опоздал,
сад больницы Вожирарской
пахнет скошенной травой.

…тот же взмах по Моховой… ⇨ …а граф Румянцев, скинув треуголку, / помахивает вверх по Моховой, // помахивает вострою косой… («Волхонка пахнет скошенной травой…»).

…сад больницы Вожирарской… ⇨ Через сад Вожирарской больницы я часто проходила к автобусу, чтобы ехать на работу.

«По Петроградской стороне…»

По Петроградской стороне,
по проходным дворам,
двадцать пять лет тому назад
– назад или вперед? –а нынче это не родней,
чем Люксембургский сад,
и веницейский тарарам,
и тот ночной полет

над океаном, по горам
недвижных облаков,
где пыль и даже пыль веков
навеки вмерзла в лед,
и двадцать пять минувших лет —
как один миг, как взгляд,
как листопад столетних лип
в неназванной стране…

«Зацепляя подолом траву…»

Зацепляя подолом траву,
 не спросясь, чего просит утроба,
 проторивши в бурьяне тропу,
 не отступишься тучного тропа.

И до той, Покрова-что-на Рву,
не покатишь коляску, как встарь,
как стакан прижимая ко рту
пожелтевший стенной календарь.

И до той, Покрова-что-на Рву, / не покатишь коляску, как встарь… ⇨ Снова церковь Покрова (Василия Блаженного), перед которой проходила наша демонстрация 25 авг. 1968, куда я прикатила коляску с младшим сыном-младенцем.

«И весь-то труд – глазеть в окно…»