Городок мой, Сиривада

От слуги стало известно, что эта женщина состояла в связи с отцом Гаварайи, что она полгода совершала паломничества в святые места, вернулась всего два дня назад и, узнав, что отец Гаварайи осужден пожизненно, а сын в бедственном положении, тут же собралась и приехала в деревню. С того дня Гаварайя рос под ее присмотром.

Оспа страшно обезобразила Гаварайю. Женщины побойчей говорили ей, нет, мол, резону взваливать на себя заботу о никчемном, уродливом сыне бывшего любовника, но она оказалась не из тех, кто прислушивается к чужому мнению. Через некоторое время она подыскала Гаварайе невесту и женила его.

Когда Гаварайе шел двадцатый год, она умерла, оставив ему свои драгоценности и десять тысяч рупий наличными. Ну а остальное в деревне знает каждый: как Гаварайя появился здесь, в доме тетки, как завел торговлю кожами и как лет через семь-восемь лишился первой жены.

Теперь, когда из уст торговца стала известна история Гаварайи, неприязнь к нему оказалась обоснованной и еще больше возросла. Отец — злоумышленник, убийца; сын с малых лет рос среди кошек да собак — вот и сам стал как зверь. Да к тому же растила его женщина легкого поведения. И этакий злодей заявился к ним в деревню! Мысль эта всем не давала покоя.

Тем не менее Авадхани и другие почтенные люди деревни поначалу надежды не теряли. Гаварайя негодяй — это верно. Уродлив — и это правда. Скупой, никому гроша не даст — допустим, так оно и есть. Нелюдимый, обхождения никакого не знает — это все видят. Ну и что? Зато ведь богатый. Если уговорить его пустить деньги на добрые дела, то это и ему, и всем зачтется. Руководствуясь столь высокими побуждениями, почтенные люди деревни не раз пытались и так и этак подступиться к Гаварайе. Они напоминали ему о празднике Венугопаласвами[73]. Упрашивали дать денег на пристройку к храму, на ремонт покосившейся храмовой ограды. Гаварайя ни на что не соглашался.

— В конце концов, — увещевали они, — приди хоть в храм божий помолиться. За это денег не берут, а в сердце вдруг да прорастет зернышко любви к всевышнему…

Однако Гаварайя к храму близко не подходил. Возмущенные тем, что ближний прямо на глазах превращается в грешника, почтенные люди деревни, исполненные чувства долга, объявили ему бойкот, но на Гаварайю это никак не подействовало, ведь он и сам всегда бойкотировал деревню. Да и прачка, лавочник, цирюльник продолжали тайком оказывать Гаварайе свои услуги — не хотели терять выгодного клиента.

Когда первая жена Гаварайи, поскользнувшись, упала в колодец и утонула, Авадхани и другие выразили ему сочувствие.

— Все это — воздаяния за содеянное, пусть Гаварайя хотя бы теперь одумается, — говорили они.

Но Гаварайя не внял их советам. А через год привел в дом новую жену — девушку на пятнадцать лет моложе себя. Особой красотой она не отличалась, но одевалась модно. Говорили, что Гаварайя относится к ней с любовью и нежностью, зовет ее «малышкой». Если кто-нибудь иногда заходил к ней поболтать, она охотно вступала в разговор, однако сама из дому никуда не выходила. Если же кто-либо с насмешкой отзывался о внешности Гаварайи или о его возрасте, то она будто бы отвечала: «Он очень хороший человек». Раз в несколько дней она нанимала повозку, ездила в близлежащий городок, смотрела якобы кино и возвращалась. В деревне поражались, что Гаварайя позволяет ей такие вольности. Но вольности на этом и кончались — его домочадцы по-прежнему должны были держаться в стороне от людей и от той жизни, которой жила деревня.

Как ухитрилась жена Гаварайи увлечься уличным портным, да настолько, чтобы сбежать с ним, — для всех оставалось загадкой. Но мунсиф, писарь и остальные несказанно обрадовались. Для них в кромешной тьме сверкнул лучик надежды. Недаром говорят: «Куй железо, пока горячо». И вот, собравшись однажды, отправились они к Гаварайе домой. Дом у Гаварайи огромный. Вокруг него обширный двор, позади — стог сена, телятник, деревья, кусты. А дальше начинались поля. Постепенно расширяя маленький домишко тетки, Гаварайя отгрохал настоящие хоромы!

Странный какой-то этот дом, в нем не слышно ни шума, ни гама. Здесь стоит гробовая тишина. Ходили слухи, что по ночам из комнаты в комнату шныряют на кривых ногах демоны, прячась днем на чердаке и по темным углам. Посетители — люди известные, влиятельные и, надо думать, не робкие, — переступив порог этого дома, испытали, по правде говоря, смутную тревогу. Гаварайя сидел с закрытыми глазами, прислонившись к стене. Его мощная грудь и широкие плечи были изрыты глубокими оспинами. На звук шагов Гаварайя открыл покрасневшие, как у пьяницы, глаза. Авадхани, мунсиф, писарь и еще кое-кто из почтенных людей присели на скамью поблизости от Гаварайи. Тот посмотрел на них вопросительно. Первым заговорил писарь.

— Да, Гаварайя, с чего бы этой беде приключиться? По натуре ты человек не зловредный. Поверь, мы в душе пожалели тебя, когда узнали…