Городские повести (Игра в жмурки - Кот–золотой хвост - Последний шанс плебея)

- Хороший ты человек... — сказал он, положив морду на лапы. — Зови меня, так и быть, Степой. Смирюсь. Однако спать тебе сегодня на полу придется. Я что-то к этому дивану пригрелся.

— Да зачем же на полу? — удивился Николай Николаевич. — Разве мы оба на диване не разместимся?

— Ну да... — недовольно сказал кот. — Спихнешь еще ночью на пол. Убьюсь.

- Да не спихну! — уверил его Николай Николаевич.

- Ну, это мы посмотрим, — поджав губы, сказал Степан Васильевич и огляделся. — А ящик с песком у тебя есть?

- Нету, — признался Николай Николаевич.

- Сходи, — коротко сказал кот.

- Да после как-нибудь... Уже поздно, и дождь идет. Да мне с тобой еще поговорить хочется. Я завтра схожу.

Э, завтра! — Кот досадливо махнул лапой. - До завтра мой и след тут простынет. Сходи, сходи, экой ты бесполезный...

Николай Николаевич колебался. Идти на дождь ему не хотелось, а больше того — он боялся, как бы в его отсутствие Степан Васильевич не удрал.

— А то уйду! — пригрозил кот.

И Николай Николаевич поспешно собрался.

3

Когда он вернулся, кот дремал на диване, голова на вытянутых лапках, уши отвисли, как у бобика.

Стукнула дверь — сразу вздрогнули уши, встали торчком. Обыкновенный рыжий мохнатый кот.

— Степан Васильевич! — с испугом сказал Николай Николаевич: вдруг не заговорит?

Кот открыл глаза, еще больше вытянул лапы и, растопырив пальцы, зевнул.

— Ахти, тошненько, заспался я... Здравствуй, Колюшка, здравствуй. Что так долго ходил? Промок небось?

Николай Николаевич был тронут. Он поставил тяжелый ящик на пол, подошел, не снимая плаща, к коту, потянулся погладить его — и застыдился. Все-таки мыслящее существо, вторая сигнальная система... Неизвестно, как сами мы отнесемся, если нас за хорошее поведение станут поглаживать по спине.

Кот поднял морду свою, поглядел на руку Николая Николаевича стариковским взглядом и ничего не сказал.

Николай Николаевич деликатно присел на краешек дивана.

- Расскажите мне что-нибудь, Степан Васильевич,— попросил он, переждав смущение.

- Сказку, что ли? — потянувшись, спросил кот.

- Ну, хоть сказку.

- Сказку — это на ночь, — рассудил Степан Васильевич. — Ты мне вот что скажи. Служба-то у тебя какая?

- С книгами я больше, — тихо сказал Николай Николаевич.

- Сочиняешь, что ли? — поморщился кот.

- А что? Плохо? — живо спросил Николай Николаевич.

Была у него мечта одна, или не мечта даже, а так... Впрочем, это настолько противоречило его жизненной конценпции большой черной работы, что он даже сам себе боялся в этой мечте признаться. Да и писать пока было не о чем: о любви — не знал он никакой любви, ни с кем даже не целовался, о природе — смешно, когда столько написано о природе. Это только если вдруг что случится... Впрочем, что могло случиться с Николаем Николаевичем?

- Да... везет мне на сочинителей, — неправильно истолковал его оживление кот. — Пристал я тут к одному... Тоже сдуру заговорил с ним, вроде как с тобой. Вот уж истинно: нет ума к сорока годам — и не будет. Так поверишь ли, он меня к приятелям своим подбрасывал, чтобы я послушал, что о нем говорят. Покормите, бает, кота моего с недельку, уезжаю я... А сам дома сидит, глаза выпучив. Очень был к своей славе болезненный. Ну, мне все были рады, — добавил Степан Васильевич с гордостью.

- Я книг не сочиняю, — конфузясь и прикрывая рот рукою, сказал Николай Николаевич. Почему-то казалось ему, что, когда он краснеет, зубы его особенно выступают вперед. — Другие книги сочиняют, а я их выдаю.

- Это как? — поинтересовался кот. — За плату, что ли?

- Нет, за так, — ответил Николай Николаевич. — Есть такие книги, что сам бы платил, только бы почаще брали.

- Книги, значит, выдаешь... — повторил Степан Васильевич. Как и многие старики, он соображал с натугой. — А почто ты их дома не держишь? Комнатенка у тебя считай что пустая.

- Да ведь не мои они, книги. В специальном помещении собраны.

- Это жаль, — вздохнул кот. — Очень я книги люблю.

- Как? Ты и читать умеешь?

- По-вашему, по-теперешнему — трудно, — признался кот. — Старые книги еще могу. А в новых не разбери-поймешь, кто спросил, кто ответил, кто с кем говорит. Пьесы очень люблю читать, там все это обозначено. Вот «Кота Мура» еще прочел.

Ого! Так вы и Гофмана знаете?

И Гофмана, и братьев Гримм, — с важностью сказал Степан Васильевич. — Но скажу я так, что сказки ихние намного наших страшнее. Я вот сроду людей не пугал. Смешил — это да, удивлял — это да, а пугать с души воротит. Ты-то хоть меня не забоялся?

Я привык, — сказал Николай Николаевич застенчиво. — Со мной даже вещи неживые разговаривают. Этот вот диван, например; сукин сын ты, говорит, Николашка, совсем ты, говорит, меня засалил.

- Этот? — Кот обнюхал диван подозрительно, фыркнул. — Этот может. Дух от него подлый исходит. Посидели, помолчали.

- Значит, к книгам приставлен... — задумчиво повторил Степан Васильевич. — Это хорошо, конечно. Служба тихая...

- Тихая-то тихая... — горько ответил ему Николай Николаевич. Он встал с дивана, подошел понуро к столу, сел к коту спиной и пригорюнился.

- Вот те слава! — удивился кот.