Городские повести (Игра в жмурки - Кот–золотой хвост - Последний шанс плебея)

Он спрыгнул с дивана и, подойдя к Николаю Николаевичу, сел у его ног, заглянул снизу.

- Что ты, Колюшка, что сгоревался? — ласково спросил он. — Скажи.

- А, Степан Васильевич, все то же, — вздохнул Николай Николаевич. — Принес вот песку, а зачем? Все равно ты от меня уйдешь, и опять я один останусь... — Он махнул рукой. — Ну да ладно. Ты-то здесь не скучал? Молочко не кислое попалось?

- Может, и кислое, только я его давно съел. Ты бы мне нарушил хлебца, что-то меня на твердую пищу потянуло, от молока в животе брюнчит.

- Да брось ты — «хлебца», — засуетился Николай Николаевич. — Вот я тебе тут кое-чего купил.

— Наедки-накуски, что ли? — поморщился кот. — Не люблю. Мне бы хлебца ржаного... Э, да это рыбкой запахло. Стар я стал, не учуял от двери.

- Любишь рыбку-то? — обрадовался Николай Николаевич.

- Люблю... — умильно сказал Степа. — Я ведь кот морской, с побережья.

Наевшись трескового филе, Степан Васильевич лег на бок и зафилософствовал:

- Есть три худа на свете: первое — худой шабёр...

- Что-что? — переспросил Николай Николаевич, допивая кофе.

- Шабёр, говорю, худой. Ну, здесь у тебя все в норме, человек ты хоть и непрожиточный, но питаешься аккуратно. Второе худо — разум худой. Тут у тебя все в порядке тоже.

- Спасибо, Степан Васильевич, — с чувством сказал Николай Николаевич.

- Не стоит, — степенно ответил кот. — Ну и третье худо — это худая жена. Так жены-то у тебя как раз и нет. Может, в этом все дело?

- Рано мне еще жениться, — застеснялся Николай Николаевич.

- Хе-хе... Рано... — Кот усмехнулся. — Есть, наверно, какая-нибудь девица-кобылица, всем царица, грива золотая, хвост серебряный?

- Пошляк ты все-таки, — обиделся Николай Николаевич и, развернув газету, отгородился ею от кота.

— Ну как знаешь, — кот пошел на диван, лег, прикрыл глаза и на мотив «Зачем ты к нам в колхоз приехал» начал петь:

У лукоморья дуб зеленый,

Златая цепь на дубе том...

Голосок у него был деревенский, сипловатый. Попел немного, умолк, прислушался: Николай Николаевич, опустив газету, тупо смотрел на стол.

- Обиделся нешто? — осторожно поинтересовался кот.

- А ты думаешь, приятно, когда мохнатыми лапами лезут в личную жизнь? — отозвался Николай Николаевич.

- Ну, прости меня, старика, — сказал кот. — Совсем я от ума отстал последнее время... Поделись своим горюшком со старым котом, а, Колюнчик? Если и помочь не помогу, все ж таки легче станет...

- Да нечем особенно и делиться-то, — угрюмо сказал Николай Николаевич, не поднимая от газеты лица. — На работе у меня неприятности...

- А ты поделись тем, что бог послал, — рассудил кот и, подогнув лапы под грудь, устроился поудобнее слушать. — Все говори, не бойся, я пойму, я ученый.

Николай Николаевич сложил газету, портился и, краснея, стал рассказывать.

Кот слушал молча, не перебивая, изредка моргал глазами, хмурился и вздыхал.

4

На работе (то есть в библиотеке имени Шварца) Николай Николаевич слыл вольнодумцем, левозагибщиком, и заведующая Калерия Ивановна была с ним очень нехороша. Началось это год назад — с того самого дня, когда Николай Николаевич в первый раз сел за контрольный стол читального зала. Они сразу же не сошлись в одном кардинальном для библиотечного дела вопросе. На каждой работе есть такой кардинальный вопрос, споры по которому могут длиться веками. Космогонисты спорят о квазарах, физики — о кварках, медики — о том, как чистить зубы, по Штильману или по Штерен-бергу, а библиотекари — об открытом доступе.

Идея открытого доступа проста, как жизнь: книги стоят на полках в алфавитном порядке по авторам (или по отраслям, здесь есть две различные концепции, но это уже тонкость), подход к полкам открыт, подходи и выбирай то, что нужно, из того, что есть. Прогрессивно? Разумеется. Удобно? Смешно даже спрашивать. И, кроме того, высвобождаются руки библиотекаря, а когда высвобождаются руки, начинает работать голова: библиотекарь становится консультантом при каталоге или, поднимай выше, отраслевиком-советчиком, своего рода ходячим хранилищем информации, следящим за всеми новейшими публикациями в области, скажем, астроботаники и в нужный момент приходящим к читателю с квалифицированным доброжелательным советом... Это идеал, конечно, но путь к нему (в масштабах районной библиотеки) лежит именно через открытый доступ — в этом Николай Николаевич был убежден, с этим он и пришел в библиотеку имени Шварца.

Все это было выслушано котом терпеливо и, в общем, сочувственно. Уверенности, что Степа вник во все хитрости дела, у Николая Николаевича не было, но в конце концов он увлекся и забыл, что излагает свое кредо всего-навсего рыжему коту. Никто не дослушивал Николая Николаевича до конца, когда он начинал толковать об открытом доступе: неспециалистам это было скучно, а на работе он никак не мог найти единомышленников.