Музею Гуггенхайма в Бильбао едва исполнилось десять лет, поэтому, несмотря на его несомненную популярность, мы пока не можем знать, как со временем будет оценен его идеосинкратический архитектурный стиль с точки зрения эстетики и функциональности. Тем не менее «эффект Бильбао» точнее было бы назвать «бильбаоской аномалией», поскольку воспроизвести его в других контекстах оказалось непросто. К примеру, на волне потрясающего успеха Бильбао соучредитель Microsoft миллиардер Пол Аллен заказал Гери проект здания Музея рок-н-ролла для Сиэтла. Проект «История музыки» был призван увековечить память рок-гитариста Джимми Хендрикса, уроженца Сиэтла, и увековечить город, чьим единственным примечательным зданием была башня «Космическая игла», на архитектурной карте мира. Однако сооружение, от которого ждали очень многого, вышло неудачным – эдакое нагромождение форм, материалов и цветов. Образ рок-н-ролла, придуманный Гери, оказался слишком буквальным (говорят, что формы здания были навеяны видом электрогитары). То ли из-за невнятной архитектуры, то ли из-за скучной экспозиции, то ли из-за какого-то сбоя в «иконической» алхимии волшебный «эффект Бильбао» здесь не сработал. Число посетителей оказалось куда меньше ожидаемого, персонал пришлось сократить, и в отчаянной попытке привлечь публику часть здания переоборудовали в Музей научной фантастики и Зал славы.
Оценивая судьбу большинства музеев, построенных в период «после Бильбао», New York Times предупреждает: «Здесь есть хорошая и плохая новости. Хорошая состоит в том, что в первый год эксплуатации здания можно ожидать резкого увеличения числа посетителей. Плохая же – в том, что через два-три года их число неизбежно перестает расти»{169}. Порой это происходит даже раньше. Считалось, что новый корпус Денверского художественного музея, спроектированный бюро Даниэля Либескинда, будет посещать до миллиона человек, но в первый год посетителей оказалось всего 650 тысяч, из-за чего музею пришлось провести сокращение штатов{170}. Упомянутое громкое заявление Стивена Холла о победе архитектуры над городским планированием было связано с его собственным проектом Художественного музея в городе Бельвью вблизи Сиэтла. Музей был призван вдохнуть жизнь в захиревший центр города. «Холл надеется, что посетители воспримут музей как городскую достопримечательность – не только красивую архитектуру, но и связующее звено между людьми – первый шаг в утопическом преобразовании этого города-спутника», – восторженно заключал автор статьи в Architectural Record{171}. Но спустя три года, после того как два директора Художественного музея Бельвью один за другим подали в отставку, он закрылся из-за «невозможности привлечь посетителей»{172}.
В 1987 году власти Филадельфии решили построить в центре города новый концертный зал. Поскольку бюджет для такого сооружения был небольшим, всего 60 миллионов долларов, архитектор Роберт Вентури спроектировал зал нарочито «антииконическим» – в виде простого кирпичного куба. Когда его попросили сделать здание «поинтересней», архитектор снова повел себя вызывающе, ограничившись лишь неоновым декором на фасаде. К тому времени об «эффекте Бильбао» было уже хорошо известно, все считали, что городу требуется нечто большее, и Вентури отстранили. По результатам проведенного архитектурного конкурса работа была поручена Рафаэлю Виньоли, и он создал неординарный проект – два зала под одной гигантской стеклянной крышей. Общенациональные СМИ отнеслись к его замыслу с подчеркнутой холодностью, особенно заметной на фоне дифирамбов в адрес Фрэнка Гери, автора Концертного зала имени Уолта Диснея в Лос-Анджелесе, открывшегося в том же году. Вскоре после завершения строительства филадельфийского Киммел-центра его дирекция пошла на необычный шаг: подала на архитектора в суд за превышение сметы и срыв графика работ, но, по словам журналистов из Philadelphia Inquirer, «истинная причина недовольства, судя по всему, состояла в том, что Виньоли не сумел произвести фурор»{173}.