Городской конструктор. Идеи и города

Возможно, как указывал Андрейс Скабурскис, требования общественности и определяют облик городов, но в рамках «эффекта Бильбао» они зачастую приводят к негативным последствиям. В прошлом от городских монументов, построенных не на десятилетия, а на века, ожидали торжественности и пышности. Здания типа Нью-Йоркской публичной библиотеки или вашингтонского Юнион-Стейшн были призваны впечатлять и даже ослеплять, но не удивлять и развлекать. Но поскольку сегодняшние архитектурные «иконы» борются за внимание публики не только друг с другом, но и с такими развлечениями, как кино, видеоклипы и компьютерные игры, и сами архитекторы, и их заказчики отбросили всякую сдержанность. Яростно стремясь к новизне, архитекторы экспериментируют со все более гротескными формами и необычными материалами, пытаются изумить зрителей пространственными и структурными эффектами. И хотя фейерверк – красивое зрелище, кто захочет смотреть на него каждый вечер?

Общественный запрос на новизну искажает не только архитектуру, но и проектирование городской среды. Откровенно самодостаточные здания плохо вписываются в окружающую среду, а город со множеством «иконических» зданий рискует превратиться в архитектурный эквивалент парка развлечений, а то и главной улицы Лас-Вегаса[18]. Громкий успех Музея Гуггенхайма в Бильбао связан с тем, что он напоминает сверкающий кристалл в сдержанной оправе из солидных зданий XIX века. Примеры удачных градостроительных решений: в Амстердаме XVII века, Эдинбурге и Лондоне георгианской эпохи, Париже XIX века – тоже выделяются качеством улиц, площадей и каналов, упорядоченной красотой ординарной застройки. И сегодня подлинная задача, стоящая перед городами, – не умножать число «икон», а создавать для них достойную оправу. Может быть, этому поспособствует нынешний экономический спад. Поскольку деньги на масштабные проекты иссякли, экономическая ситуация благоприятствует более скромным инициативам – ремонту, реставрации и переоборудованию существующих зданий, а не их сносу для строительства чего-то нового.

Надеялись ли участники встречи в Центре имени Джевица в 2002 году на собственный вариант «эффекта Бильбао»? Победивший на конкурсе проект Даниэля Либескинда, который в то время называли «храмом патриотизма», содержал ряд «иконических» элементов: небоскреб в 1776 футов высотой[19], Парк героев, мемориал на месте терактов и площадь, расположенную таким образом, чтобы каждый год 11 сентября ее полностью освещало солнце, она так и называлась – «Столп света»{174}. Многим проект понравился. «Постройте мемориал по проекту Либескинда, он станет источником и инкубатором обновления», – призывала Ада Луиза Хакстейбл из Wall Street Journal, явно рассчитывая на «эффект Бильбао»{175}. Но нам не суждено узнать, была ли она права. Пройдя через жернова технических ограничений, экономических обоснований и политических распрей, проект Либескинда лишился практически всех символических элементов, в том числе мемориальной «стены в грунте», гигантского водопада и музея, напоминающего груду осколков. Если на «граунд зиро» и должно было появиться что-то «иконическое», то это могла бы быть станция скоростной электрички по проекту Сантьяго Калатравы: для него он придумал каркасную постройку с характерным для его работ птичьим силуэтом и огромной раздвигающейся крышей. Но этот проект столкнулся с общей проблемой «иконической» архитектуры – высокими затратами на строительство, превышающими в данном случае 3 миллиарда долларов{176}. На момент написания этих строк – осенью 2010 года – проект уже неоднократно переделывался (от раздвижной крыши пришлось отказаться), и каким будет окончательный вид станции, сказать трудно.