Горожане солнца

Долго, долго тянулась дорога, и может быть, каждый хотел бы, чтобы она тянулась дольше, но всему настает конец: поезд, замедлив ход, остановился и потом уже не разгонялся более. Партизанский замок был достигнут и загораживал путь.

Когда эта весть дошла до сидящих в кабине, сначала никто не двигался.

Паровоз тихо сипел и ныл всеми щелями своего котла, а в кабине стоял покой, полный, нежный покой. Все сидели пригревшиеся и размягченные, никто не решался первым нарушить неподвижность. Только Сорока медленно бледнела.

Наконец Снегурочка осторожно высвободилась, добралась до окна и выглянула.

Жутко ей стало. Перед и над ней стояли ребристые ворота. Мир позади был растворен луной. Решетчатые мачты, шипы и прутья, страшная колючая мишура, украшавшая верх стены, и сама башня маркшейдера — все стояло необитаемое, призрачное, пропитанное пустым светом.

— А там вообще-то хоть кто-нибудь есть? — прошептала Сорока. Глаза у нее были круглые от ужаса.

Снегурочка покосилась на нее:

— Точно есть, я чувствую живое.

Она сошла по трапу на нетронутый снег и тихо прошлась, разминая ноги. Щелчки и дроби петард неслись издали в чистом, огромном воздухе.

Она посмотрела наверх. Зубцы стен, обведенные лунной каймой, горели по контуру ледяным светом. Рядом тихо слезали и готовились остальные. Последним, кряхтя, спустился Дед Мороз. Он велел всем укрыться за броневыми выступами и колесами паровоза, сам же остался на виду у ворот. Спокойным и уверенным голосом он приказал:

— Пора, друзья. Машинист! Приветственный сигнал!

— Мамочки! — запоздало пискнула Сорока.

И Волк закричал, с диким криком повис на рукояти гудка, и гудок поднял на себе небо и опоясал собою ночь.

До этого мига они только готовили, наполняли, пододвигали чашу события; но теперь опрокинулась чаша, и поток события подхватил и понес их, как щепку. Покатился наконец камень, о котором когда-то говорила Снегурочка. Собрав все свое мужество, она стояла неподвижно, пока удары прожекторов с ворот и со стен пригвождали ее к земле.

Теперь поезд стоял на блюде ослепительного света, а вместо мира снаружи оказались ряды ужасающих солнц, на которые невозможно было смотреть без боли. Приходилось смотреть на снег, но он так блестел, что было больно. А тени стали такие маленькие и черные, что на них глядеть было страшно, Снегурочка ни разу в жизни не отбрасывала такую тень. Она закрыла глаза и осталась в красной темноте. До нее доносились из крепости звуки рога, и лязг цепей, и топот, и грубые голоса партизан, сотнями высыпавших на стены.