Горсть патронов и немного везения

От однообразия дороги Викентия потянуло в сон. Несколько ночей кстати подвернувшейся халтуры сделали для него сон весьма умозрительным понятием: оказалось, можно спать, клея на бутылки с контрабандной водкой акцизные марки. Три ночи равнялись одним штанам — весьма пристойным шерстяным брюкам, присмотренным в соседнем с временной ночлежкой универмаге. «Герой, штаны с дырой», — как пошутил когда-то дед, вырубая из осины приклад к игрушечному «ППШ» для внука.

Решетников закурил, стало подташнивать и закружилась голова, но сонливость прошла. Он прижался к осевой и утопил педаль — впереди не оказалось ничего, что могло бы помешать держать максимальную скорость, и стрелка спидометра уверенно переползла через отметку «100». Приемник пришлось выключить: новости кончились, в эфир пустили какую-то дешевую эстрадную песенку. Все эти сегодняшние мальчики и девочки, скачущие под «умца-ца» бездарных сочинителей, вызывали в Решетникове раздражение. Ограждая себя от раздумий и сна, он замурлыкал нечто бравурно-неопределенное, после перешел на свист и так, незаметно, докатил до Дмитрова, где его остановил полосатый жезл инспектора. За придирчивой просьбой предъявить документы, аптечку и багажник последовал вопрос: «Куда едем?», на который Решетников с готовностью ответил: «К теще», и получил неохотное соизволение продолжить путь.

Возле Талдома он заметил, что отцовская «Победа» дала сбой, и хотя прошло не менее полутора часов, возникло ощущение, будто он куда-то опаздывает, пришлось снова включить приемник.

Волга показалась, когда пропикал сигнал точного времени: одиннадцать. Это было много, неожиданно и непростительно много, но и это досадное обстоятельство не поколебало Викентия, а только привело к еще большей уверенности, что поездка не будет напрасной, и если теща Ямковецкого — старая и, должно быть, неприветливая Панафидиха, какой она рисовалась ему, — что-нибудь знает (а не знать она не может), то он непременно вытряхнет из нее нужную информацию, если даже придется вытряхивать ее вместе с душой. Он проехал мимо вокзала, спустился по главной дороге вниз, свернул и оказался в промышленном районе — дорога потянулась вдоль кирпичного высокого забора, за которым серели корпуса завода без названия, очевидно, «почтового ящика»; потом выехал на набережную, щедро поросшую высокими кустами и деревьями; из-за деревьев совершенно неожиданно проглянул самолет, старенький «Туполев», отчасти прояснявший назначение завода. Самолетов, танков, грузовиков и даже локомотивов было разбросано по стране достаточно, и сам по себе памятник нисколько Решетникова не удивил, но перед глазами тут же всплыла фотография из «оперативного архива» Столетника, с умыслом или без такового всученная Майвиным: там самолет проглядывал с обратной стороны, куда можно было попасть, миновав широкий могучий мост — главную артерию, соединявшую станцию Савелово с Кимрами.

С моста Викентий высмотрел набережную, по левую сторону утыканную бревенчатыми частными постройками, судя по показаниям Рыжего, сворачивать нужно было именно туда. Миновав мост и набережную Фадеева, уходившую вправо, Решетников свернул в проулок между красным кирпичным зданием с вывеской «Кимторг» и драматическим театром и оказался на грунтовой дороге в лужах и кучах золы, спускавшейся вниз к реке; это было тем, что требовалось: на желтом угловатом здании значилось «Ул. Р. Люксембург», дом был под номером 7, а значит, следующий — почти у самого причала — должен иметь индекс «а» или «б», так что пора подумать о нескольких первых вопросах к Панафидихе и дослать в патронник патрон: не ровен час в доме окажется сам Борис Евгеньевич собственной персоной да еще с подельничками.

Но дома с таким номером и индексом «б» не оказалось. Над водой, у самого понтонного причала, куда приставали «Ракеты» и «Метеоры», раскинулась стройплощадка, прилично огороженная двухметровым дощатым забором из свежетесаных досок и сетчатыми воротами в нем; внутри, несмотря на субботу, шли работы по возведению цокольного этажа, вертелся автокран, меж складированных кирпичей, кессонов и досок в целлофановых упаковках лениво прогуливался охранник в пятнистой форме, что-то отмечая в журнале. Дальше следовали дома 8, 9, 10…

Решетников вернулся назад.

— Где тут дом семь «бэ», не подскажете? — спросил у прохожего с двумя корзинами, полными грибов.

— Че? — недопонял мужик. — Бэ-то?.. Так вот, — указал на стройплощадку, — вот туточки и стоял, на этом самом месте. — И, довольный произведенным эффектом, зашагал дальше.

Решетников вышел из машины и направился к единственной прорехе в заборе, служившей калиткой. Толстомордый охранник лениво повернул голову и наблюдал за ним, раздумывая, сколько он может предложить за пару сотен импортного кирпича — по другой надобности посторонние сюда не захаживали.

— Тут недавно дом стоял, — кивнув в знак приветствия, сказал Викентий. — Не подскажешь, куда жильцов переселили?

Охранник соблаговолил повести бровями и мотнуть головой.

— А где это можно узнать?

— Только не здесь.

— Начальство тут какое-никакое есть?