Гортензия

Меня все считали женщиной хозяйственной, аккуратной, любившей порядок во всем, внимательной к мелочам до чрезмерности. И я старалась соответствовать этому образу, да и по сей день, пожалуй, осталась такой. Но тем субботним утром, оглядев свою квартиру, я впервые поняла, до какой степени я все тут запустила за последние годы, даже не отдавая себе отчета. Комнаты выглядели просто ужасно: на мебели лежал толстенный слой пыли, повсюду высились груды посуды, которой я не пользовалась, несвежее постельное белье… Время и одиночество сделали свое дело, и я перестала замечать стопки недочитанных книг, громоздившиеся где попало, въевшуюся повсюду грязь, клочья отклеившихся обоев…

Невозможно было привести сюда дочь. Вот почему я встала ранним утром и попыталась придать моему жилищу божеский вид. Я отчистила раковину в ванной, возможно, она захочет помыть руки. Открыв окна во всю ширь, впустила потоки свежего воздуха, чтобы избавиться от сырости и затхлого запаха, успевшего все пропитать. Полной грудью я вдыхала воздух, напоенный ароматами жизни большого города, испытывая непередаваемые, внезапно вернувшиеся ко мне ощущения.

Детской, комнатой Гортензии, я собиралась заняться в последнюю очередь, оставить ее на десерт.

Нельзя ни в коем случае допустить, чтобы Гортензия, попав туда, очутилась в мавзолее, сохраненном в неприкосновенности с того момента, как у меня похитили ребенка. Хотя именно так оно и было: за все эти годы я ни к чему не прикоснулась. Правда, я часто засыпала в ее узенькой кроватке, до судорог сжимая одну из потрепанных мягких игрушек, чтобы мысленно вернуться в то счастливое время.

Около восьми я широко раскрыла окна маленькой комнаты – не помню, когда я в последний раз это делала. В детскую хлынул поток солнечного света, и только теперь я поняла, что давно следовало бы навести здесь порядок. Увидь Гортензия детскую такой, она пришла бы в ужас.

Перед моими глазами была не просто комната ребенка, которая долго оставалась закрытой, а склеп, куда никто не входил двадцать два года.

До той субботы я этого не осознавала. Напротив, я была убеждена, что не стоило ничего трогать: ни бежевого плюшевого медвежонка, ни кое-как сложенных на комоде Барби. Раньше мне и в голову не приходило, например, выбросить куклу, подаренную моими родителями, у которой дочь выколола глаза. Помню, я тогда ее сильно отругала, но Гортензия с детской непосредственностью дала объяснение своему поступку:

– Пусть она тоже не видит, как дама со второго этажа. Это же несправедливо! Я хочу, чтобы моя кукла была как она.

В то время на втором этаже действительно жила супружеская чета слепцов. И я ей все простила, умиленная и растроганная тем, с каким своеобразием она познает мир; мы даже немного поиграли с ней в слепых.

Отобрав сломанные или уж слишком старые игрушки, я сначала хотела их выбросить, но так и не решилась, а лишь аккуратно расставила их по местам. Барби, выстроившись в безупречную шеренгу, вернулись на полку. Этих она точно вспомнит – дочка питала к куклам-моделям настоящую страсть. Из десятков приколотых к стенам рисунков, часть которых обесцветились от сырости, я оставила самые красивые, а остальные сложила в стопку и убрала в ящик комода. Вот она обрадуется, что так замечательно рисовала, когда была совсем малышкой! Достав любимые книжки Гортензии, которые мы проглатывали вместе, я тщательно разложила их на комоде.

И последний штрих – застелила кроватку красивым ярким одеялом.

Комната дочери вновь обрела жизнь, оставшись неизменной.

Я закрыла окна, задернула зеленые бархатные шторы и заперла дверь на ключ.

Теперь в детской все было готово для моего ребенка.

Покончив с хозяйственными делами, я выпила кофе и начала готовиться к нашей встрече. Нанесла скромный макияж, чтобы скрыть темные круги под глазами, и надела давно забытое в шкафу жемчужно-серое платье, то, в котором я снималась на телестудии. Платье оказалось мятым, и мне пришлось его выгладить. С самого утра я считала часы, даже минуты, оставшиеся до прихода дочери. Время тянулось бесконечно, никогда еще суббота не казалась мне такой долгой, а ведь это был особенный день.

Я вышла на улицу, чтобы купить цветы и маленькие песочные печенья, зажгла ароматические свечи, которые наводнили комнаты душистым запахом. У меня было ощущение, что я начала жизнь сначала, словно генеральная уборка бесследно уничтожила годы, проведенные в аду.

В полдень я позвонила Изабелле. Она взяла с меня обещание, что я буду действовать осторожно.

– Не заговаривай о похищении, пока не выберешь подходящий момент, не торопись. У тебя будет достаточно времени, чтобы раскрыть Гортензии правду. Не упусти свой шанс!

Но в тот субботний день я с трудом ее выслушала. Все мое внимание было приковано к стенным часам – время шло так медленно! Оставалось целых пять часов до ее прихода. И в сотый раз за это бесконечное утро я мысленно представила момент нашей встречи.

Чудесное мгновение ее возвращения домой.