Гортензия

Я стояла неподвижно, мою неприметную фигурку полностью закрывал собой фургон. Отчего же мной вновь овладело чувство, что Гортензия обернулась и посмотрела в мою сторону, едва скутер скрылся за углом? Словно она искала меня глазами в темноте и подавала знак: «Я тебя видела».

Пытаясь рассуждать здраво, я говорила себе: это самообман, ничего такого быть не могло, приди в себя, будь реалистом. Я посмотрела на ладонь: от дождя запись почти стерлась. Остались только одна цифра и две буквы. Я закрыла глаза, сконцентрировав внимание и призвав на помощь память.

584 ЕВТ 92.

17 София

Мне так и не удалось произнести «Эмманюэль». Она настаивала, требовала, чтобы я называла ее по имени. Это превратилось у нас во что-то вроде игры, и я этим воспользовалась, чтобы уйти от имени, не желавшего выходить из моего рта.

Снова я переступила порог ресторана «Моя любовь» спустя полторы недели.

– Дочь работает в ресторане «Моя любовь», а мать живет на улице Мучеников – вот оно, твое краткое жизнеописание, – сказала мне как-то вечером Изабелла.

Она так и не выбралась в столицу, несмотря на все свое нетерпение. Никого приличного, кто присмотрел бы за мужем, она так и не нашла. Несколько работников, которых к ней направила служба социальной защиты, до нее не добрались – все они уволились из-за нищенской зарплаты. Андре становился агрессивнее день ото дня и, когда она делала попытку кому-нибудь его препоручить, закатывал страшные скандалы, безобразно ругался и доходил до того, что буквально мог наложить в штаны, жаловалась она.

– Иногда он меня настолько выводит из себя, что я закрываю его на ключ в комнате и сматываюсь, чтобы немного подышать воздухом. Думаю, он даже не осознает толком, что делает, – добавила она с виноватым смешком.

Невозможно было пристроить Андре и в лечебное учреждение хотя бы на несколько дней.

– Тогда надо помещать его туда с концами, на что я пока не могу решиться, ведь когда-то я была с ним очень счастлива. Как я могу его бросить сейчас, когда он страдает этой чертовой болезнью?

Я принималась ее утешать и пересказывала ей во всех подробностях наши встречи с Гортензией.

– Прости, что не могу тебе помочь, – сетовала Изабелла, – мне так бы хотелось быть рядом…

В ответ я старалась ее подбодрить:

– Что ты, даже говорить с тобой – для меня огромное счастье!

Изабелла извинялась и за то, что не смогла установить имя владельца скутера. За это время знакомства с полицейскими в О-де-Сен[18] она подрастеряла.

– Но я пока не всем позвонила, попробую связаться еще кое с кем… – обещала она.

С каждым днем между тем я становилась все ближе к дочери, не раскрывая моей тайны. У меня было такое чувство, что она постепенно привязывалась к странной даме, каждый вечер являвшейся ужинать в ресторан ровно в половине восьмого. Когда в девять часов я уходила, Гортензия провожала меня до двери, целовала в щеку и неизменно произносила, делая упор на имени:

– Эмманюэль желает вам спокойной ночи!

Игру мы не оставляли ни на минуту. Когда она приносила мне то или иное блюдо, и я ее благодарила, она шутливо замечала:

– Говорите: «Спасибо, Эмманюэль», дорогая София!

Ибо с некоторых пор я перестала быть «мадам Софией», как я обычно представляюсь, когда делаю заказ, – теперь я стала просто «Софией», и это подтверждение нашей близости приводило меня в восторг.

Мало-помалу я старалась соединить в одно целое крошечные обрывки ее простенькой жизни без всяких происшествий, как она говорила.

Оказалось, что Гортензия снимала квартиру-студию на улице Оберкампф (восемьсот евро в месяц, не считая налога!), что у нее был диплом по англоязычной литературе, полученный в Сорбонне, но что преподавать она не собиралась.

– Официанткой я куда больше зарабатываю, да и нет у меня тяги к учительству, – призналась она мне.

В отеле-ресторане «Моя любовь» она работала уже полгода, но у нее имелись кое-какие связи, и порой она подрабатывала в «Косте».

– «Кост» – просто супер! Вот где настоящий заработок!

Поскольку я и понятия не имела об отелях «Кост», ей пришлось дать разъяснение.

– Чаевые там королевские, особенно не скупятся русские и арабы. Одна моя приятельница работает в одном из их отелей-ресторанов на улице Монтеня, так вот – она загребает в месяц четыре тысячи евро, и притом чистыми!

Во всяком случае, я с удовлетворением убеждалась, что моя дочка, не в пример мне, твердо стоит на земле.

Кино Гортензия просто обожала, особенно шедевры мировой классики.

– А я уже целую вечность не была в кинотеатре, – пришлось мне сказать. Не могла же я сообщить, что в последний раз была там с ее гнусным отцом.

– О, как-нибудь мы вместе сходим в Синематеку[19], – пообещала она. – Вы придете в восторг!

Предложение дочери заставило меня задрожать от счастья, и, кажется, она это заметила, на губах ее заиграла обворожительная улыбка.

Гортензия много читала, особенно на английском, потому что была фанатом американской литературы. Изредка выбиралась куда-нибудь с друзьями, но ночных клубов терпеть не могла (моя малышка любила тишину, она и в детстве была такой!).