Гортензия

– Да, свяжетесь, конечно, когда рак на горе свистнет! Вы не только никчемный судья, но и самая настоящая дрянь!

Не оставив ей времени для ответа, я бросилась к выходу, несмотря на протесты моего адвоката, и выбежала из кабинета, изо всех сил хлопнув дверью.

Выйдя вслед за мной в коридор, адвокат, мэтр Маркантони, упрекнул меня в неосмотрительности:

– Не стоило так нервничать, мадам Делаланд. Теперь с судьей будут сложности. – И прибавил громким голосом, вероятно, чтобы она услышала: – Мадам судья делает все, что в ее власти. Вам стоило бы перед ней извиниться.

– Никогда! – ответила я еще громче.

После этого случая мне пришлось расстаться с этим адвокатом, который представлял мои интересы с начала расследования. Я ничуть не сожалела, что высказала всю правду этой лицемерке, но в одном адвокат оказался прав: несмотря на мои бесконечные попытки напомнить ей о принятых обязательствах, эта шлюха чувствовала себя настолько оскорбленной, что окончательно забросила расследование и отказывалась меня принимать.

Но отступать я не собиралась. Прошло полтора месяца с того дня, и я приковала себя цепью к ограде Дворца правосудия при поддержке Изабеллы, которая не меньше меня возмущалась поведением следственного судьи. К несчастью, у ее мужа в то время были совсем плохи дела, и она не смогла приехать и помочь в моей борьбе.

Я улеглась на коврик, положила на грудь плакат с надписью «Забытая правосудием и брошенная судьей Даниэллой Катрепуэн» и начала голодовку.

Меня тут же окружила толпа незнакомых людей, которые выражали сочувствие и поддерживали мой протест, так что полицейские не осмеливались увести меня силой. Стоило им приблизиться, как мои сторонники заслоняли меня и шумно протестовали прямо перед камерами.

Восемнадцать дней я только пила витаминизированную воду, воздерживаясь от еды, и похудела настолько, что создалась прямая угроза моей жизни. Но моя голгофа (немногие знают, что такое многодневная голодовка) того стоила. Похищение дочери вновь подхлестнуло интерес журналистов, придало делу новый импульс. Помню, например, заголовок в тогдашней «Франс-суар»: «Жить без дочери – ни за что! Несчастная мать бьется не на жизнь, а на смерть». У меня взял интервью для телерепортажа сам Патрик Пуавр д’Арвор![27] Судя по количеству писем, которые я тогда получала и которые до сих пор бережно хранятся в шкафчике Гортензии, моя акция взволновала всю Францию.

Я покажу ей все это, когда мы снова будем вместе, чтобы она поняла, на что только я не шла ради нее.

Мне пришлось терпеть невыносимые муки, чтобы добиться своего. Насколько я знаю, в дело вмешался министр юстиции, лично назначив нового следственного судью – некоего Раймона Ласу. «Это старый вояка, можно не сомневаться, что он сделает все возможное!» – обнадежил направленный ко мне представитель министерства. Я потребовала, чтобы судья лично явился ко мне, прежде чем я прекращу голодовку.

– Трудно что-то гарантировать, ведь прошло столько времени, – объяснил мне тот, склонившись ко мне по ту сторону ограды, – но, обещаю, мы начнем все с самого начала.

Почему-то его слова вселили в меня надежду, и я согласилась на госпитализацию, к огромному облегчению моих сторонников, которые с напряженным вниманием следили за развитием событий, и, уж конечно, моей дорогой Изабеллы.

И действительно, судья Ласу задействовал все имевшиеся в его распоряжении силы и средства, он предпринял поиски по всем направлениям, проявив столь высокую активность, что я снова поверила в возможность встретиться с дочерью. К несчастью, три месяца спустя после того, как он начал работать, у него случился инфаркт, и Ласу был вынужден передать дело другому судье, который уже не проявлял подобного рвения.

– Этому делу уже столько лет, а следователи завалены текущей работой, – говорил он в свое оправдание.

Все начатое старым воякой Ласу повисло в воздухе, и давнее дело о похищении было отложено в долгий ящик.