С удивлением я узнала, что у нее, оказывается, имелась подруга, хранившая ей верность больше двадцати лет. Начав ее расспрашивать о ней, я не сомневалась, что София сразу сменит тему, как это бывало уже не раз, когда я интересовалась ее личной жизнью. Несмотря на наши частые встречи, я до сих пор ничего о ней не знала, если не считать нескольких малозначимых эпизодов. Каждый раз мои вопросы натыкались на каменную стену.
Однако, к моему изумлению, София охотно заговорила о своей прекрасной и единственной на свете подруге, этой чудесной женщине, которая ни разу ее не разочаровала, в отличие от многих других людей. Жила она на юго-западе страны, все свое время посвящая больному мужу, у которого, насколько я поняла, было что-то вроде ранней болезни Альцгеймера.
– Бедняге нет и шестидесяти, а он уже не всегда ее узнает, несчастную мою Изабеллу!
«Забавно!» – подумала я и сообщила, что подругу отца тоже зовут Изабеллой. Мгновение она смотрела на меня с недоумением, потом резко сказала:
– Надо же, – и, улыбнувшись, договорила: – Любопытное совпадение…
Не закончив фразы, она ушла на кухню заваривать нам кофе. Больше в тот день мы не говорили об Изабелле.
Мне пришлось остановиться на лестнице перед входом в метро, потому что я никак не могла найти в сумке проездной билет. Вдруг визг тормозов за спиной заставил меня оглянуться. И тут я насладилась разыгравшейся передо мной сценой ссоры двух водителей, которые крыли друг друга последними словами. Это же просто завораживающее зрелище, когда из-за какого-нибудь пустяка люди слетают с катушек! Еще немного, и они перешли бы к рукопашной.
Вот тогда-то я ее и заметила, когда обернулась. София шла по бульвару метрах в пятидесяти от входа на станцию. Я бы узнала ее из тысячи прохожих, эту приземистую фигурку, чуть склоненную вбок голову, сутулые плечи.
Должно быть, она умирала от жары в своем сером прорезиненном плаще.
Наверняка София по своему обыкновению выбралась на прогулку до Монмартра. И сегодня мы отправились бы туда вместе, как уже не раз это делали, если бы не мой поспешный уход.
Я смотрела, как она переходит дорогу, не обращая внимания на поток машин и пробивая себе путь вперед, как всегда, упрямая и решительная.
София то и дело смотрела по сторонам, но меня не увидела.
И я не подала ей никакого знака, исчезнув в метро.
«Каждому своя дорога», – поется в песенке, которую я мурлыкала себе под нос, двигаясь к противоположному концу платформы.
28
София
Я имела полное право гордиться собой: мне удалось проследить за Гортензией до станции «Буа-Коломб», оставшись незамеченной. Раньше я там никогда не бывала. Признаюсь, я вообще плохо знаю парижские окраины.
Мне не раз хотелось прекратить слежку и вернуться: риск, что она меня обнаружит, был слишком велик. Ведь чем больше мы удалялись от центра, тем труднее мне было бы объяснить свое присутствие, попадись я ей на глаза. Заготовлены были и объяснения: я ехала к приятельнице, чтобы провести с ней вечер, и «ты не представляешь, как я удивилась, встретив тебя!». Нет, она нашла бы это странным, лучше было просто извиниться и сказать правду. Сказать, что сама не знала, «что на меня вдруг нашло, какое-то помутнение рассудка», и я последовала за ней – «прости меня, старую идиотку». Моя откровенность и смущение должны были ее растрогать.
Самым трудным оказалось то, что пришлось ехать с ней в одном трамвае, дабы не упустить ее из виду, но, к счастью, Гортензия сразу уткнулась в свой телефон. Всю дорогу она настолько была им поглощена, что никого и ничего не видела. И вскоре я уже шла за дочерью вдоль широкой улицы с высокими зданиями старой постройки.
Просто невероятно, до чего нынешняя молодежь привязана к своим смартфонам! Гортензия двигалась по улице, переходила дорогу, не отрывая глаз от телефона, словно под гипнозом. Порой она останавливалась, вынуждая меня замедлить ход, и принималась набирать какой-то текст в лихорадочном темпе. Нет, когда мы снова будем вместе, я обязательно освобожу ее от этой глупой зависимости. Поневоле я вздыхала, понимая, что мне придется нелегко, но, должна признаться, сама эта перспектива грела душу.
Пройдя где-то метров пятьсот, мы очутились перед террасой далеко не роскошного табачного бара[25] «Авиатор». Мне показалось, что именно туда дочь и направлялась, поскольку она убрала в сумку телефон и прибавила шагу.
Мне пришлось слегка притормозить. Было всего двенадцать минут шестого, и, несмотря на чудовищную жару, от которой плавился тротуар, я благоразумно подняла воротник плаща.
Гортензия быстро вошла внутрь, даже не оглядев подставленные солнцу столики террасы. Нетерпение дочери было очевидным.
Войти туда вслед за ней было бы немыслимо, и я, продолжив путь, медленно двинулась вдоль витрины бара. Я увидела, как дочь прямиком прошла в глубину зала и наклонилась к сидевшему за столиком мужчине, поцеловав его в щеку. Сначала я смогла разглядеть только широкие плечи и лысину, но в тот момент, когда я уже почти миновала бар, он повернулся в профиль.